АРХИПЕЛАГ ШТАЛАГ
Опубликовано: 21 Мая 2015 04:00
"Совершенно секретно", No.17/346
Андрей ВЫПОЛЗОВ
ФОТО ИЗ ФОНДА БУДУЩЕГО МУЗЕЯ В ОЛЬШТЫНЕКЕ: СОВЕТСКИЕ ВОЕННОПЛЕННЫЕ ШТАЛАГА I-B, СКОНЧАВШИЕСЯ ОТ ГОЛОДА
Фото автора
ПОЧЕМУ ПОЛЬСКИЕ ВЛАСТИ СТИРАЮТ ПАМЯТЬ О ПОГИБШИХ СОВЕТСКИХ УЗНИКАХ КОНЦЛАГЕРЕЙ
В год 70-летия Победы Евросоюз решил увековечить память военнопленных, замученных в нацистском лагере Шталаг I-B на территории современной Польши. Брюссель выделил деньги на создание в городе Ольштынеке музея, экспозиция которого расскажет о жертвах из Польши, Франции, Италии и Бельгии – немногим более 1,5 тыс. человек. И практически ни слова о советских солдатах, которых в лагере сгинуло более 50 тыс. Восторжествует ли историческая справедливость, разбирался корреспондент «Совершенно секретно», выехавший на место события.
Ольштынек (не путать со столицей Варминьско-Мазурского воеводства – Ольштыном) – старинный польский малоэтажный городок. Его миниатюрность с домиками под черепичной крышей, узкими брусчатыми улочками и людьми, которые друг с другом то и дело здороваются, как нигде соотносится с именем. Едешь по городу и говоришь себе – действительно Ольштынек, маленький, хорошенький такой.
Но его жители помнят страшную историю. В паре километров отсюда располагался один из самых крупных в Восточной Европе нацистских лагерей для военнопленных. По оценкам историков, во время Второй мировой войны общая численность лагеря Шталаг I-B составила 650 тыс. человек. На окраине Ольштынека лежит военное кладбище, где в 504 безымянных могилах покоится прах 55 тыс. пленных солдат. Из них более 50 тыс. – советские воины.
БЕЗЫМЯННОЕ НАДГРОБИЕ НА МОГИЛЕ СОВЕТСКОГО ВОЕННОПЛЕННОГО В ОЛЬШТЫНЕКЕ
Фото автора
Наших пленных ребят начали доставлять в Хоенштайн (немецкое название Ольштынека) с лета 1941 года.
«Русских солдат привозили уже в состоянии крайнего истощения, а затем продолжали морить голодом, – рассказал «Совершенно секретно» польский краевед Богумил Кузневски. – Тогда как, например, французские военнопленные адресно получали посылки от Красного Креста. Самой трудной стала зима 1941–1942 годов. В этот период в лагере умерло около 25 тыс. красноармейцев».
Этот лагерь практически соседствовал с внушительным Танненбергским мемориалом – каменным комплексом в память о победах Германии в Первой мировой войне над Российской империей. Гитлер превратил его в символ нацистского режима, и сюда вплоть до 1943 года приезжали экскурсии, которые любовались мощью 20-метровых башен и оценивали «могущество» Третьего рейха, глядя на черные точки узников Шталага.
Несмотря на такие потери, о Шталаге I-B не так уж и много информации в российской историографии. Советскими архивистами вообще была допущена грубейшая ошибка, из-за чего потомки сотен красноармейцев шли по ложному следу. Дело в том, что ВСЕ жертвы Шталага I-B после войны были «приписаны» к деревне Краснополье Правдинского района Калининградской области.
Мало того что от Краснополья до Ольштынека – пара сотен километров, так это еще и в другой стране. И до сих пор на интернет-форумах можно прочитать сообщения внуков и правнуков, полные гнева и разочарования: «Прочитали на сайте Минобороны, что наш дедушка захоронен под Калининградом, поехали поклониться, а на месте выяснилось, что кладбище в Польше».
После войны правительства Франции, Италии и Бельгии эксгумировали останки своих соотечественников, перевезя прах на родину. На кладбище остались лежать польские и советские военнопленные. Спустя 70 лет наши воины остаются безымянными на этом кладбище. А теперь существует опасность, что и память о красноармейцах будет переформатирована.
«ПОЛЯКИ НЕ ПОЗОРЯТСЯ»
Нет сомнения, что поляки чтут память советских солдат. Когда автор этих строк приехал 8 мая в Ольштынек, то от бурмистра города поступила большая просьба – подождать с возложением венка до полудня. Дело в том, что служащие ратуши запланировали на утро 8 мая (в Европе это День окончания Второй мировой войны. – Прим. ред.) провести субботник на кладбище. И действительно, когда мы с польскими единомышленниками приехали на мемориальное захоронение, то порядок порадовал глаз. Кладбищенские же дорожки были так тщательно расчесаны граблями, словно я вступил на контрольно-следовую полосу.
После уборки польские чиновники возложили к памятнику военнопленных венки и цветы с лентами в виде польского флага, зажгли лампады. А рядом с мемориалом цветет акация, пестрая от георгиевских ленточек и лент с российским триколором.
«Не волнуйся, никто не оборвет, – видя мой настороженный взгляд, говорит польский общественник Славомир Нецецки. – Поляки не позорятся».
Слава Нецецки – «последний из ПНР» (Польская Народная Республика), типичный представитель польского поколения, пережившего «Солидарность» в школьном возрасте. Он еще изучал русский язык (и сегодня говорит превосходно), а его бабушка – родом из Кресов – до конца своей жизни говорила в Польше только на русском. И когда в ольштынекских магазинах ее «не понимали», пани грозно восклицала: «Так учите русский!»
Именно Нецецки первым и забил тревогу, когда Брюссель предоставил деньги на увековечивание памяти жертв Шталага I-B. Музей, расположившийся прямо в ратуше Ольштынека (открытие ожидается уже в июне), посвящен военнопленным из стран сегодняшнего Евросоюза. Из Франции, Бельгии, Италии и, конечно, Польши прибыли экспонаты – предметы быта пленных, письма, фотографии. Воссоздан фрагмент барака. Смонтирована мультимедийная площадка. Не хватает лишь одной «мелочи». О судьбе 50 тыс. погибших в Шталаге I-B советских солдат музей расскажет, пожалуй, одной-двумя строчками и парой экспонатов, найденных на месте лагеря еще в 1970 х годах.
Такая «скромность» уже имеет место быть. Например, в информационном центре Ольштынека я взял в руки первый попавшийся туристический буклет об этих местах. В главе о жертвах Шталага I-B сказано: «Погибло около 1 тыс. польских пленных, около 500 французских и бельгийских пленных, несколько сотен иных народов и свыше 50 тыс. советских пленных». Чувствуете весьма странный «математический» подход, когда несоизмеримо большие потери приведены в самом конце.
ЖЕТОН В КАПУСТЕ
Восстановить историческую справедливость пытается и профессор Богумил Кузневски, соавтор книги «Oboz jeniecki «Stalag IB Hohenstein». Историк совместно с соратниками из соседнего Калининграда обратился к родственникам красноармейцев, погибших в Шталаге I-B, с просьбой выслать фотографии, документы, воспоминания о своих близких. Контакты искали на тех же форумах в Сети. И люди откликнулись.
Вот лишь некоторые истории.
В семье Василия Семёнова из-под Калуги 2 июня 1941 года родилась дочка Галя. 22 июня в калужском Никитском храме новорожденная был крещена в честь Рождества Богородицы. А когда родители вышли из храма, то узнали, что началась война. Вернувшись на следующий день в деревню, отец сразу получил повестку на фронт. Красноармеец Василий Семёнов был пленен 7 октября 1941 года. В Шталаге I-B провел 10 месяцев, скончавшись 2 июля 1942 года в возрасте 30 лет.
Последнее письмо Василия Семёнова своим близким датировано 20 августа 1941 года. В письме – мучительная правда лихолетья: «О своей жизни при фронте я всем родным писал. Мне никто еще ни одного письма не прислал. Винить некого лишь потому, что мы, как дикари, по лесам кочуем. Но ничего, возможно, скоро фашиста разобьем, тогда снова заживем».
Красноармеец Кузьма Сивокоз из Сталинской (ныне Донецкой) области Украинской ССР ушел на фронт 25 августа 1941 года. А 5 июля 1941 года у него родилась дочь Зинаида. По горькому стечению обстоятельств в день рождения дочки – 5 июля 1942 года – Сивокоз был пленен под Воронежем и доставлен в Шталаг I-В. Кузьма сумел вырваться из плена, его побег длился почти три месяца, после чего он был пойман. Скончался красноармеец 19 декабря 1944 года в другом немецко-фашистском концлагере – на границе с Голландией.
Самая короткая судьба у Степана Сутягина из Свердловской области. Он был пленен 24 июля 1941 года и уже 3 декабря скончался в возрасте 36 лет.
«До войны на Урале Степан Николаевич был краснодеревщиком, – рассказала правнучка Ирина Лапшина. – В Шталаге I-В он сделал шкаф кому-то из лагерной охраны, за что с ним расплатились салом и хлебом. Как вспоминал сослуживец Григорий Худорожков, который вместе с прадедом попал в окружение в июле 1941 года, а затем в концлагерь, в бараке хлеб и сало разрезали ниткой на маленькие кусочки и съели. Возможно, от голода изможденные организмы не справились с жирной пищей, и ночью умерло восемь человек, в том числе мой прадед. Худорожков сам похоронил их в одной могиле».
…Несколько лет назад польским следопытам передали смертный жетон с выбитой русской фамилией Закурдаев, инициалами В. И. и номером 8325. Удивительно, но жестяная табличка буквально «выросла» из земли вместе с кочаном капусты.
«Жетон передал житель Ольштынека, у него огород высажен на месте лагеря, – рассказал Славомир Нецецки. – Сейчас же там сплошные поля. Так вот, капустная рассада, по всей видимости, вытянула табличку из почвы».
Возможно, самодельный жетон принадлежит Василию Ивановичу Закурдаеву, пропавшему без вести 15 августа 1941 года. Согласно архивам Минобороны, супруга Прасковья Егоровна Закурдаева проживала под Рязанью в старинном селе Лесное Конобеево, которое еще цитировал Сенька Разин (он приказал своим сподвижникам осесть «в Шацком уезде, в селе Конобеево», чтобы «иттить под Москву бояр побивать»).
ПАМЯТНИК НА ВОЕННОМ КЛАДБИЩЕ В ОЛЬШТЫНЕКЕ. БУКВЫ P, R, F ОЗНАЧАЮТ ПОЛЯКОВ, РУССКИХ И ФРАНЦУЗОВ
Фото автора
ГРАНТ И ПРАВДА
Кто виноват, что российский след Шталага I-В утерян? Наверное, отчасти и мы сами.
«Мы хотим получить пофамильные спис-ки всех погибших советских военнопленных в этом лагере для того, чтобы своими силами установить плиты с выбитыми именами, а также православную часовню, – говорит Богумил Кузневски. – Но такой информации в Варшаве нет. Говорят, что все передано в Москву еще в советские годы. Но, насколько мы смогли выяснить, в архивах Минобороны также информация разрозненная. Как я понимаю, некому ее упорядочить полагерно».
В словах пана Богумила есть рациональное зерно. Автор этих строк проанализировал обобщенный банк данных «Мемориал» (сайт obd-memorial.ru), созданный Министерством обороны Российской Федерации. При наборе в расширенной поисковой строке метки «Шталаг I-В» всплывает сотни имен и фамилий военнопленных, но, во первых, они расположены не в алфавитном порядке, а во вторых, не все погибли в этом лагере, а, например, некоторое время там находились и затем были интернированы в другой шталаг. Безусловно, эта работа требует и времени, и денег, и компетенции.
…А пока поляки на свой страх и риск пытаются донести до своих соотечественников правду. Бесконечно малая экспозиция, рассказывающая о судьбах пяти красноармейцев, подготовлена и ждет своего часа, но только после открытия музея в ЕС.
Первые лица мэрии Ольштынека просят не связывать это с «политикой», ссылаясь на грантовый регламент ЕС. С дипломатического же языка на народный это переводится так: если в Варшаве, а тем паче в Брюсселе узнают, что фотовыставка о солдатах Красной Армии, которых сегодня в Польше принято называть «мордерцами» (убийцами), появится раньше, чем «французско-бельгийско-итальянская», то не видать маленькому польскому городку денег как своих ушей.
Кстати, в ратуше Ольштынека, где обустраивается музей, весной 1945 года однажды ночевал маршал Жуков. И этот исторический факт сегодня тоже не в пользу ольштынекских сторонников дружбы с Россией.
– А не получится так, что выставку о советских военнопленных отправят в загашник? – спрашиваю у поляков.
– Исключено, – говорит историк Кузневски. – Экспозиция – часть нашей истории, и я буду ее «вести» до конца.
ЧИСТОЕ ПОЛЕ
Как уже говорил пан Славомир, сегодня на месте нацистского лагеря – чистое поле, кое-где испещренное полосками дорог. Это 50 га земли, на которых чернели лагерные постройки. После войны поляки разобрали бараки, а стройматериал ушел в Варшаву, которая была разбита сильнее, чем Берлин. Рассказывают, что столичный район Бялоленка, где сосредоточены промышленные предприятия, построен из дерева и камня со Шталага I-В.
Здесь сохранился лишь один кирпичный домик, через который проходили военнопленные, в первый раз попав в лагерь. Сейчас это обычная хозяйственная постройка во дворе одной из семей, проживающей в Ольштынеке.
О страшном месте напоминает огромный валун, на котором выбиты слова по-польски «Жертвам гитлеризма от молодежи Ольштынека» и изображен силуэт солдата явно в советской каске. Фраза – «молодежь Ольштынека» – меня сначала вдохновила. Я подумал, мол, какие молодцы, поляки, воспитывают молодое поколение. Но Славомир опустил с небес на землю:
– Я еще в первый класс ходил, а этот камень стоял.
И добавил:
– Здесь планируют большой мемориальный комплекс установить.
«Конечно же, на деньги ЕС, – подумалось мне. – Поэтому совсем не удивлюсь, если этот камень будет демонтирован, а появится нечто толерантное».
…Кладбище, где мы вместе с Виктором Пеньшиным из калининградского Союза ветеранов Великой Отечественной войны и ВМФ России возложили венок, встретило нас тишиной.
«Я помню, еще лет десять назад польская армия на 9 Мая здесь устраивала большие торжества, – вспоминает Нецецки. – А сейчас видите, какие елки выросли между могилами (впереди виднеется густой молодой ельник. – Прим. ред.). Не пройти.
Местный житель Генрих Члик, чей дом примыкает к кладбищу, вспомнил те далекие дни:
«Я живу здесь с 1976 года. Да, тогда тут людно было. Помню женщину из Зелёна-Гуры, которая поставила на кладбище единственный памятник (речь идет о надгробии польскому солдату Леону Мазуркевичу, погибшему в 1942 году; сегодня памятник в крайне заброшенном состоянии. – Прим. ред.). Рассказывала моей матери, что является его женой, долго искала могилу, денег оставляла матери, чтобы свечки покупали и зажигали».
– А сейчас приезжают люди? – спрашиваю.
– Есть, но трошки. Немцы часто бывают.
На вопрос об «актах вандализма» поляк отрицательно мотает головой: «Никогда не было».
…Мы уже собирались уходить, когда увидели трех человек, скрупулезно осматривающих могилы. Познакомились. Пожилой мужчина представился Борисом Шеиным. Он прилетел из Москвы, чтобы поклониться своему отцу Шеину Алексею Семёновичу, погибшему в Шталаге I-В 1 октября 1941 года.
«Я впервые сюда приехал, хотя знал, что он здесь похоронен с 1997 года, как только были открыты архивы Министерства обороны, – рассказал сын красноармейца. – Почему только сейчас приехал? Больной вопрос. Все упирается во время и в средства. В год 70-летия Победы мне помогли наши совет ветеранов и посольство (двое сопровождающих как раз из российской дипмиссии в Варшаве. – Прим. ред.)».
Мужчина показывает документы. Последнее письмо Алексей Шеин написал 3 июля 1941 года из поселка Белая под Полоцком, после этого пропал без вести. И спустя много лет в немецкой карточке военнопленного родные прочли, что он был пленен через две недели – 17 июля.
Борис Шеин развернул платок, из которого посыпалась земля.
«Эта землица с могилы моей мамы, похороненной в Москве, – объяснил сын. – Неизвестно, где мой отец точно похоронен. Может, здесь, а может, там. Но мое сердце подсказало, что вот тут он лежит. Понравилось мне это место. Вот сюда и подсыплю русской земли, а польскую с собой возьму на мамину могилу».
Источник: http://www.sovsekretno.ru/articles/id/4796
