Что Вы можете сказать о немцах в годы войны? Испытывали ненависть к ним?
Буду говорить открыто, ненависти, как таковой, я к немцам не питал. В некоторой степени они вызывали даже уважение своей дисциплинированностью. Да и не все немцы на самом деле были врагами. Расскажу вам такой случай.
Мы вели разведку в направлении Лодзи. По дороге в обратном направлении мы встретили группу Володи Бочковского, которая возвращалась из рейда. Они рассказали, что в ближайшем на пути нашего следования населённом пункте сидят немцы. И действительно, вскоре мы увидели впереди укреплённый пункт, заметили торчащие зенитные орудия. Тогда командир принял решения свернуть с прямой дороги и уйти в сторону. Но только мы стали разворачиваться, как из кювета в сторону леса рванула группа солдат. На спинах у них хорошо были видны маленькие 50-мм миномёты. Наш экипаж бросился за ними. Я хорошо бегал, а потому успел догнать сразу двоих. Не могу сейчас точно сказать, почему я решил взять их живьём, обычно в такой ситуации мы стреляли на поражение. Догнав немцев, я направил на них свой автомат и скомандовал остановиться и поднять руки. Рассмотрев врага поближе, я увидел, что это вояки из последнего набора поголовной мобилизации – старики, лет под 60, едва стоявшие на ногах. Вскоре подоспел мой напарник, который финкой перерезал ремни немецких автоматов, разоружил пленных. Мы загрузили немцев на броню и вернулись к своему направлению движения для следования в обратный путь. Прибыв в расположение, мы сразу подъехали к кухне. Командир дал указание повару накормить пленных. Наш повар не очень радостно воспринял это указание, долго крутил носом и ворчал, но после моего вмешательства всё-таки выдал пищу. После обеда комроты спросил, что будем делать с пленными. Замполит, старший лейтенант, не помню сейчас его фамилии, предложил написать записку и с нею отправить немцев в тыл. Возиться с ними некогда, нам разведку вести надо. Командир спросил и моё мнение, ведь я же их взял в плен. Я поддержал замполита. На том и порешили. Но едва немцы стали отходить в тыл, как наш «геройский» повар достал из-под полевой кухни винтовку, и стал прицеливаться. Но из-за того, что эта сволочь редко пользовался оружием, редко его чистил и смазывал, у него никак не получалось передернуть затвор. Воспользовавшись его замешательством, я подбежал к нему: «Ты что делаешь? Их же отпустили!» Но он встал в позу, дескать, надо их, фашистов проклятых, кончить, пока не ушли. Тогда я вмазал ему по морде, отобрал винтовку, разрядил её, и еле сдерживая гнев, процедил сквозь зубы: «Ты с нами в разведку не ходил, и немцев в плен не брал - не тебе их и расстреливать!» Вскоре подошёл замполит, который похвалил мои действия, и пригрозил повару, напомнив, что Красная Армия не воюет с безоружными.

А часто приходилось брать в плен?
Много пленных мы взяли во время боёв за Берлин. Несмотря на сильное сопротивление, немцы не выдерживали нашего натиска, и вылезали из домов и подвалов, часто сдавались целыми группами.

Оказавшись в Германии, у вас не возникло ощущения, что немцы живут лучше, чем люди в Советском Союзе?
Я бы не сказал, что они жили лучше. Мы общались с простыми людьми, жителями сёл и городов, и они, по-моему, жили довольно скромно. Вот, например, после войны я служил в городе Грима под Лейпцигом, и хорошо помню мэра этого городишки, и то, как скромно он жил.

Как встречало местное население?
Я вам скажу, что немцы относились к нам более дружелюбно, чем поляки, которых мы освободили. Но у этого, на мой взгляд, имелись свои причины. Чтобы было понятно, как складывались наши взаимоотношения, расскажу такую историю.
Перед Новым, 1945-м годом, мы стояли в Польше, на окраине какого-то населённого пункта, отдыхали во втором эшелоне. Как и положено в тылу, отрыли землянки, сделали накаты из брёвен, затащили внутрь печку. В таких, прямо скажем, райских по фронтовым меркам условиях, мы решили отметить наступающий праздник. Один из наших разведчиков сказал, что имеет в селе знакомства, и можно будет раздобыть самогонки и закуски. Надо сказать, что поляки очень здорово умели готовить различные копчения. У них на крышах, от трубы печного дымохода, отходила еще одна труба, на которой они коптили колбасы, окорока и другое мясо. Мы знали об этих тайниках, вот только поляки не спешили с нами делиться. Бывало, заходишь в село, спрашиваешь поесть, а они: «Ниц нема! Вшистко герман забрал!» Доходило до смешного, жалели даже кружку воды подать! Но какими же мы были бы разведчиками, если бы не смогли обнаружить в доме тайника? Финкой выстукивали в стенке пустоты, вырезали холст, которым прикрывался тайник, а там – чего только твоя душа пожелает: кольца домашней колбасы на палках, окорока, копчёности. Но поляки тоже не дураки, они стали прятать свои запасы поглубже, так, чтобы мы не смогли их отыскать.
Так вот, перед Новым годом, два наших разведчика – матёрые ребята, воевавшие ещё с Курской дуги, направились в село в поисках самогонки и провизии. Зайдя в один из домов, получив исчерпывающий ответ об отсутствии запасов, ребята стали искать тайник, но не обнаружили его. Тогда один из них решил запугать поляка. Он сказал, что раз тот не хочет угостить воина Красной Армии, тогда он его записывает в колхоз и отправляет в Сибирь. Так он прошёл по нескольким домам и собрал человек шесть не желавших расставаться со своим добром поляков. Проходя через село им встретилась легковая машина, в которой ехал командир соседней, 64-й Танковой Бригады. Один из поляков выскочил наперерез машине с поднятыми руками. Полковник остановился и стал спрашивать, в чём дело. Тот стал объяснять, что так мол и так, отказались давать советским солдатам еду и водку, а их за это отправляют в Сибирь. Полковник рассвирепел, кликнул своего адъютанта, приказал записать фамилии наших разведчиков и доложить в штаб. Поляков, конечно, отпустили, а наши ребята получили по два месяца штрафной роты. Это они, кстати, легко отделались. Когда мы только прибыли подо Львов, личный состав построили и перед строем за мародёрство расстреляли четырёх человек…
Конечно, такой явный произвол в отношении мирного населения не мог не вызывать вражды. Особенно в мародёрстве преуспевала пехота, проходившая через населённые пункты. Не все, конечно, но отдельные фигуры бесчинствовали, а потом по их проступкам судили обо всей Красной Армии. Есть ведь такая поговорка, что в семье не без урода, вот и у нас такое бывало. А потом, после таких мародёров, у мирного человека даже кружки воды не допросишься! Как-то мне понадобилось для хозяйственных нужд тюк соломы взять, так хозяин хутора – богатый, зажиточный поляк, в грубой форме мне отказал. Но я не стал настаивать и угрожать, могло обойтись себе дороже.
Кстати, хочу сказать, что вместе с нами воевала и польская танковая армия, причем на соседнем участке. Экипажи там формировались из советских бойцов и поляков, и, насколько я знаю, воевали они слаженно и дружно.

Сейчас очень много говорят о том, что Красная Армия, войдя на территорию Германии, массово насиловала немецких женщин.
Это абсолютная неправда. Если что и бывало между немками и нашими бойцами, то это происходило только по согласию. Расскажу вам такой случай. После того, как мы наткнулись на засаду, о которой я уже упоминал, наш бронетранспортёр сильно пострадал: броня с левого борта практически развалилась. Пришлось ехать в ремонтную мастерскую. Пока машину ремонтировали, мы успели познакомиться с местными немецкими девушками, и никакого насилия с нашей стороны по отношению к ним я не помню. Я вам больше скажу, они и сами с большим интересом с нами общались. Немного «шпрехая» по-немецки, используя не забытые за годы войны нормы этикета, можно было добиться расположения без всякого насилия. Немецкие девушки очень любили подарки, а тогда в особенной цене были продукты. Так что булка хлеба в то время запросто могла проложить путь к сердцу прекрасной дамы. Но чтобы быть до конца честным, я всё-таки расскажу вам один неприятный случай, свидетелем которого мне довелось стать.
С боем мы двигались на Гдыню. Подвижная группа немцев перерезала дорогу нашим наступающим войскам. Мы же, имея задачу не ввязываться в бой, а продолжать вести разведку, приняли решение обойти город. Во время движения по одной из улиц наш бронетранспортёр подорвался на мине. Обошлось без жертв, но у машины оторвало колесо и полуось, так что двигаться дальше мы не могли. Мы спешились и стали осматривать близлежащие здания, в которых можно было на время укрыться до прихода ремонтной бригады. В первом же доме нас ожидала страшная находка: в подвале лежали мёртвые дети с перерезанными венами, рядом с ними лежали мать и отец, державший в закоченевшей руке бритву… Я вместе со своим старшим товарищем Андреем Куренковым и ещё двумя бойцами, стали подниматься выше. На втором этаже за дверью мы услышали какую-то возню. Рывком открыв дверь, нашим глазам представилась такая картина: на полу с перерезанными венами лежала девушка, беззвучно хватавшая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Её, практически умиравшую, «пользовал» какой-то старший лейтенант… Куренков, здоровый бугай из Ленинграда, который по военным меркам считался стариком – ему было почти сорок лет, схватил этого горе-насильника за шиворот и прошипел: «Ты кто такой? Где твоя часть? Я тебя сейчас, сволочь, расстреляю!» Лейтенант растерялся, мы были в комбинезонах, знаков различия не видно, да и застали его, мягко говоря, врасплох. Он стал мямлить что-то невнятное, что его взвод впереди, а он отстал. Одним словом, мы находились в шаге от того, чтобы его, гада, шлепнуть. Но тут подоспел командир машины Саша Палаксов, который запретил нам вершить самосуд и приказал отпустить лейтенанта. Пока мы исследовали дом, наши товарищи уже успели укрыть подбитый бронетранспортёр и вызвать помощь. Обследуя соседний дом с богатой внутренней обстановкой, мы обнаружили в нём старую немку, которую звали Марта. Наверху, в своём кабинете, находился хозяин дома, старик. Едва мы открыли дверь, как он встретил нас негодующим взглядом и разразился нецензурной бранью на немецком языке. Не нужно быть знатоком немецкого, чтобы понять, что он ругал нас самыми последними словами. Наш военфельдшер, грузин, выхватил пистолет, но старика и это не остановило. Он продолжал поносить нас, выставляя вперёд грудь, призывая стрелять. Но Палаксов приказал военфельдшеру убрать оружие. Мы перенесли из соседнего дома раненую девушку. Старая немка стала причитать, и спросила нас, за что мы убили несчастную. Военфельдшер, который выполнял также роль переводчика, объяснил ей, что это сделали не мы, что всю семью вырезал отец семейства. Мы отвели её в подвал, где она убедилась в том, что мы говорим правду. Как выяснилось, он оказался её родственником, главным врачом госпиталя, а спасённая нами девочка, который было всего шестнадцать лет, была его дочерью. Злобный старик, муж Марты, тоже оказался каким-то врачом, профессором. Увидев раненую девушку, он снова разразился бранью, но супруга объяснила ему, что мы здесь не причём. Тогда он сменил гнев на милость, осмотрел девчонку, перевязал, сказал, что её надо покормить. Нам пришлось финкой расцеплять ей челюсти, чтобы влить бульон, который приготовила Марта. Вскоре подъехала наша ремонтная бригада, нашу машину поставили на ход, и мы двинулись дальше. После окончания операции, возвращаясь назад, мы решили заехать, проведать нашу «крестницу», узнать, жива ли. Подъезжая к дому, мы увидели Марту и рядом с ней спасённую нами девушку. Едва завидев нас, она сорвалась с места, взобралась на машину, намертво вцепилась в поручни и, сквозь слёзы, лопотала о том, что поедет с нами. Старая немка тоже плакала и благодарила нас. Уже после войны, находясь на службе в Германии, я снова встретил эту девчонку во время спортивных состязаний в Потсдаме. Там тогда проходила армейская олимпиада. И вот после соревнований, я отдыхал на пляже, как вдруг увидел знакомое лицо. Девушка тоже меня не сразу узнала, но уточнив на немецком, был ли я в таком-то году в таком-то доме, поняла, что я один из её спасителей. Она со слезами бросилась меня обнимать и целовать, да и я, честно сказать, не смог сдержать слёз…

Да, удивительная история… А были у вас какие-то трофеи?
Навалом. Мы ведь шли впереди, поэтому могли позволить себе брать трофеи по праву первых. Часто нам доводилось захватывать легковые немецкие автомобили. Правда, в бою, как правило, огонь, прежде всего, сосредотачивается по машине, поэтому они редко оставались целыми. Но я помню, как иногда к нам обращались старшие офицеры из бригады, из корпуса, и даже из армии с просьбой не выводить машины из строя, а по возможности захватывать их целыми. В Польше, когда в ходе прорыва мы обогнали отступающих немцев, нам довелось захватить большой парк автомобилей.
Что же касается вещей и имущества, то, в случае необходимости, мы заходили в пустующие дома, и брали, что нам было необходимо. Но вот по карманам убитых в бою немцев я никогда не лазил, единственное, что мог себе позволить, так это взять часы. Трофеи мы хранили в вещевых мешках в бронетранспортёре.
Уже перед Берлином в нашей роте провели своеобразную инвентаризацию трофейного имущества. Нас вдруг подняли по тревоге, выстроили, и представители особого отдела отдали приказ вынести для осмотра всё имевшееся личное имущество. Из машин и землянок повытаскивали вещмешки, всё содержимое вытряхнули, но забирать не стали. После осмотра офицер-особист зачитал приказ о добровольной сдаче государству от каждой воинской части определённого количества ценных вещей и драгоценных металлов. Ну, и понесли, кто, что имел. Я, например, сдал золотые часы и 5-зарядный «Вальтер» с серебряной рукояткой, несколько золотых бритв с именными надписями. Такие «шмоны» повторились ещё дважды, пока у нас не отобрали всё. Правда, кое-чего всё же разрешили отправить домой.
В это же время у нас произошел довольно неприятный случай, связанный с трофейной темой. В начале боёв за Польшу в нашу роту прислали одного парня, лет двадцати пяти. Уж не знаю, как ему удалось попасть на фронт, но прибыл он к нам из мест заключения, и, судя по сроку, а сидеть он должен был 12 лет, совершил какое-то серьёзное преступление. Вскоре командир роты назначил его своим адъютантом. Да вот только новенький оказался порядочной сволочью, повадился у разведчиков часы приворовывать. Как раз перед очередным обходом особистов, ребята обнаружили пропажу семнадцати пар часов. Воришку поймали и наказали самым жестоким образом: трижды бросили задницей о землю, напрочь выломав ему хребет. Так он и остался инвалидом…

Что за люди служили в разведке?
Прежде всего, это смелые люди. И почти все грамотные. Разведчики отличались высокой спаянностью коллектива, взаимовыручкой и дружбой. В нашей роте служило два Героя Советского Союза. С одним из них, татарином Кучумовым, я даже хорошо дружил. Звезду он получил за форсирование Днепра в 1943 году. Он перетянул на другой берег реки веревку с тросом, по которому потом переправлялась пехота. (Кучумов Павел Васильевич (1924-1996), старший сержант, Герой Советского Союза. В марте 1944 года Кучумов одним из первых в батальоне переправился через Горный Тикич и пулемётным огнём подавил вражескую огневую точку, уничтожил около 10 солдат и офицеров противника, что способствовало успешному продвижению вперёд всего подразделения. В ходе боёв за посёлок Маньковка Кучумов с семью товарищами скрытно подобрался к мосту во вражеском тылу и подорвал его, тем самым оттянув на себя внимание противника. В завязавшемся бою Кучумов лично уничтожил 15 солдат и офицеров противника, получил тяжёлое ранение, но продолжал сражаться – Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 сентября 1944 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм» красноармеец Павел Кучумов был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» - http://www.warheroes.ru )

Сизов и Кучумов (Герой СССР)
А вот фамилию второго Героя я не помню, его вскоре перевели в роту связи за неуживчивый характер и пьянство.
Первым командиром моей роты был Герой Советского Союза Манукьян. Но после тяжёлого ранения в ногу он уже не мог служить в разведке, и его перевели в корпус, на штабную работу. После него ротой командовал Лобанов. Командир взвода - Коля Дубовик (Дубовик Николай Александрович, командир взвода бронетранспортёров разведывательной роты 2-й Гвардейской Механизированной Ярославской Краснознаменной ордена «Богдана Хмельницкого» Бригады. В РККА с 1940 года, в Великой Отечественной войне принимал участие с июля 1941 года. Награждён двумя орденами «Отечественной войны» II-й степени. Выдержка из наградного листа: «Гв.лейтенант Дубовик в районе переправы на Шпрее получил задачу разведать левый фланг, в котором действовала наша бригада. Во время разведки установил, что на улице Гогенштрассе г.Берлина противник накапливает силы для контратаки с целью сбросить наши войска за реку Шпрее. Ведя разведку в этом районе в составе двух бронетранспортеров, выдвинулся в район накапливания сил противника, наблюдением установил места накапливания, и приказал открыть огонь по противнику. В результате удара занято до двух кварталов и уничтожено до 40 гитлеровцев и 60 взято в плен. Во время боя пулемётчик бронетранспортера был убит. Гвардии л-т Дубовик для отражения контратаки, угрожающей сбросить наши войска за Шпрее, сам сел за пулемет и повел интенсивный огонь. В результате атака захлебнулась. Затем противник предпринял атаку справа, но гв.л-т Дубовик разгадал замысел противника, выдвинул заслоны и огнем пулеметов отразил атаку противника справа, и попытка противника как справа так и слева сбросить наши войска в реку Шпрее не удалась. Гвардии л-т Дубовик своей разведкой обеспечил занятие плацдарма за Шпрее, расширение его и успешное ведение наступающих частей нашей бригады в уличных боях г.Берлина» - - http://podvignaroda.ru )
Командир машины – Саша Палаксов. (Палаксов Александр Яковлевич, гвардии старший сержант, командир машины разведроты 2-й Гвардейской Механизированной Ярославской Краснознаменной ордена «Богдана Хмельницкого» Бригады. В РККА с 1942 года. Награждён орденами «Красной Звезды», «Славы» III-й и II-й степени, «Отечественной войны» II-й степени. Выдержка из наградного листа: «25.04.45 в районе резиденции Гитлера (г.Берлин) противник оказывал упорное сопротивление нашим войскам и мешал дальнейшему продвижению. Гв.ст.сержант Палаксов получил задачу разведать дом и взять контрольного пленного. Подходы к дому противником были все пристреляны. Тов.Палаксов, невзирая на угрозу своей жизни, сквозь пулеметный огонь противника, пробрался к дому. В двух комнатах первого этажа он уничтожил 12 гитлеровцев. На втором этаже противник оказывал сильное сопротивление, и подход был невозможен. Имея знания в подрывном деле, заложил тол, взрывом второго этажа похоронил еще 9 гитлеровцев, тем самым дав возможность нашим частям взять этот дом» - http://podvignaroda.ru )
А лучшим моим другом на фронте был Юра Ракитин. У него была сестра, на два года младше меня, так он всё твердил, что если останемся живыми, то он меня на ней женит. (Ракитин Юрий Васильевич, гвардии младший сержант, пулеметчик разведроты 2-й Гвардейской Механизированной Ярославской Краснознаменной ордена «Богдана Хмельницкого» Бригады. В РККА с 1944 года. Награжден орденом «Красной Звезды» и медалью «За отвагу» - http://podvignaroda.ru )

Ракитин Юрий, лучший друг

А национальный состав роты?
В основном, русские. Затем татары. Фельдшер - грузин, два водителя осетина, украинцы, был один молдаванин. Но национальный вопрос никогда не вставал. Даже понятия такого не было.

Случаи трусости доводилось видеть?
Когда форсировали Одер, наша бригада не сумела сходу захватить переправы. Соседняя же, 1-я Танковая Бригада, смогла переправить на противоположный берег три танка, взвод разведчиков и взвод пехоты. Глядя на успех соседа, нам снова приказали форсировать Одер. Но из-за ураганного огня противника и вторая попытка оказалась неудачной. Недалеко от берега реки мы заметили домик. Пробрались к нему, проверили здание на наличие ловушек. Немцы любили всякие подлости, например, открываешь дверь, а там мина. Так мы привязывали к двери верёвку, сами отходили в укрытие, дёргали шнур и ждали результата. Если взрыва нет, входили внутрь и продолжали осмотр помещения. Домик оказался пустым. В этой сложной обстановке командир роты поставил задачу: взять «языка» на господствующей высоте, расположенной на нашем берегу реки. Именно с этой высоты немцы прикрывали подходы к переправам и не давали нам возможности произвести форсирование. Задачу предстояло выполнить днём, буквально на виду у противника. Техника выполнения такого задания такова: формируется усиленная группа захвата, которая после короткого артналёта, как правило, миномётного, штурмует передний край врага, и в бою добывает «языка». Для этой задачи ротный придал нам 12 человек, а с бронетранспортёров сняли вторых номеров с пулемётов. В группу захвата назначили и нашего радиста, сержанта, опытного бойца, воевавшего ещё с Курской дуги. И вдруг его как током шибануло: он уцепился руками в свою рацию и отказался идти в поиск. Уже подходило время нанесения артиллерийского удара, а никакие уговоры на него не действовали. Тогда ротный достал пистолет, и силой оружия заставил радиста встать в строй и идти в разведку. Операция по захвату «языка» прошла успешно, во вражеских траншеях оказалось подразделение власовцев, которое мы почти полностью перебили в бою, а кое-кого захватили в плен. Правда, мы потеряли одного человека. Им оказался наш сержант-радист… Видимо, отказываясь идти в бой, он предчувствовал свою смерть...

А с власовцами ещё доводилось встречаться?
Я вам уже рассказывал, что часто бывало так, что мы двигались быстрее, чем немцы успевали отступать. И вот когда мы двигались на Гдыню, произошла такая же история. Мы обогнали отступающее подразделение немцев, и тем ничего другого не оставалось, как сложить оружие и сдаться. После нескольких предупредительных выстрелов в воздух с нашей стороны, от вражеской группы к нам двинулось человек пять с поднятыми вверх руками. Когда они подошли ближе, один из наших бойцов вдруг узнал среди врагов своего односельчанина – соседа! С матерным криком он в одно мгновение выхватил ракетницу и в упор выстрелил в предателя. Но тому повезло – наш сержант, видимо от внезапно нахлынувшей злости, попал ему в спину, одежда на нём загорелась, но вскоре огонь удалось затушить. Потом его перевязали и вместе с другими пленными отправили в тыл.

Ваша разведрота большие потери несла?
Я считаю, что большие. Только в боях за Берлин мы потеряли убитыми 6 человек, а про раненых я вообще не говорю. Меня самого зацепило на берлинской улице. Наша артиллерия производила налёт, а мы как раз подошли вплотную к вражеским позициям, вот мне и досталось от собственного снаряда. Осколок прошёл прямо рядом с глазом. Тогда это посчитали лёгким ранением, но спустя годы мне это увечье аукнулось слепотой левого глаза.

Что для Вас было самым страшным на фронте?
Пожалуй, самое страшное на фронте – это неизвестность. Но именно нам, разведчикам, которые всегда идут впереди, приходилось делать неизвестное известным. А так, чтобы в бою…
Помню, после взятия Варшавы, которую мы обошли с флангов, стали продвигаться дальше. Дошли до городка под названием Коло, и остановились у одного из домов. На стук вышла женщина, которая на смеси украинского с польским, объяснила нам, что она жена местного ксёндза. Сам священник, вместе с населением городка, находился в костёле. Город действительно словно вымер – на улицах не видно ни души, только слышно, как хлопали отрытые настежь двери и окна. Дойдя до костёла, мы стали стучать в массивную дубовую дверь. Но изнутри никто не отвечал. Тогда мы настойчиво повторили стук, добавив к нему несколько солдатских выражений. Только услышав русскую речь, местные жители решились открыть двери. Внутри находилось почти всё население городка, во главе с ксёндзом. Тот сообщил нам, что немцы недавно ушли.
Мы двинулись дальше, взяв с собою проводника из местных, пожилого поляка, служившего в русской армии еще при царе и неплохо знавшего русский язык. Дойдя до путей железной дороги, мы обнаружили следы танковых гусениц тяжёлых немецких танков. У местных жителей узнали, что недавно тут прошли 10 танков, и, скорее всего, сейчас они находятся в соседней роще.
С группой разведчиков стали продвигаться к этой роще вдоль кювета, чтобы доподлинно установить нахождение там вражеской техники. Едва мы дошли до дороги, которая находилась между посёлком и рощей, как услышали танковый гул: на полном ходу по трассе двигалась колонна наших танков. Мы не успели подать сигнала ракетами, как спустя считанные секунды из рощи раздался залп и пять танков превратились в пылающие костры. Немцы ударили расчетливо и прицельно, подбив наши машины в голове и в хвосте колонны. Создался затор, паника, наши танки, пытаясь развернуться, стали переворачиваться и падать в кювет. Немцы дали ещё один залп, которым накрыли оставшиеся машины. В несколько мгновений от танковой колонны осталась груда искорёженного железа да дымящиеся на ветках кишки…
Но тут прямо над нами мы увидели звено наших штурмовиков. Достав ракетницы, подали сигнал о местонахождении противника. Два самолета пролетели дальше, а один всё же заметил наши выстрелы, и передал их своим товарищам. Те развернулись, и на бреющем полете стали расстреливать рощу. Вскоре к ним присоединились ещё два звена, да ещё и артиллерия нашей бригады успела развернуться в боевые порядки. Меньше чем через полчаса роща и стоявшие в ней немецкие танки перестали существовать.
Вот в этой ситуации я, первый и последний раз на фронте, пережил настоящий страх.
Как сами считаете, что помогло Вам выжить на фронте?
Вы знаете, я во время войны ничего не боялся и не трусил. Кроме вот этого случая с танковой колонной, не могу припомнить, когда мне ещё доводилось переживать настоящий страх. Думаю, смелость и твёрдая уверенность в том, что со мной ничего не случится, и помогли мне выжить.

А к Богу, допустим, мысленно не обращались?
Нет, я в Бога не верил, но при этом не хулил и с пониманием относился к верующим. Всегда перед боевым выходом, нам давали время, чтобы проверить оружие, оправиться, привести себя в порядок. Некоторые ребята использовали это время для того, чтобы помолиться, становились на колени, крестились. Мусульмане собирались в группки и тоже читали свои молитвы.

Женщины вам встречались на фронте?
Да, и среди них попадались отчаянные девчонки. После прорыва немецкой обороны у Зееловских высот, нас снова выдвинули вперёд. Продвигаясь, мы попали под бомбёжку вражеских самолётов, которые неожиданно налетели на наши позиции. Мы успели спрятать машину у какого-то здания, а сами спрыгнули в кювет. Не успели немцы отбомбиться, как мы увидели на подножке нашего бронетранспортёра девушку, с медицинской сумкой через плечо, в брюках и с длинной косой под пилоткой. Она, глядя на нас, насмешливо крикнула: «Эх вы, разведчики! Попрятались, как мыши!» Бывалые бойцы переглянулись между собой, и стали стыдливо подниматься и отряхиваться. Наш командир машины подошёл к девушке, представился и спросил, кто она. Она доложила, что является лейтенантом медицинской службы и направлена для сопровождения нашего взвода в разведывательном поиске. К сожалению, я не помню сейчас, как её звали, но появление этой смелой девушки в нашем взводе я запомнил на всю жизнь.
Было на фронте и такое понятие как ППЖ – походно-полевая жена. В основном, такое явление было распространено среди старших командиров. Так, например, мы, разведчики, очень дружили с фронтовой женой командира Корпуса - Людмилой. Она была нашей защитницей перед гневом командующего, если происходили какие-то происшествия. Помню, нескольких ребят она даже от штрафного батальона уберегла. Была фронтовая жена и у командующего Армией Катукова, они после окончания войны поженились и прожили вместе много лет. После войны мне довелось их встречать на встречах ветеранов 1-й Танковой Армии.

Существовало ли для Вас такое понятие как «тыловая крыса»?
Отчасти да, особенно таких деятелей довелось наблюдать после войны. Часто приходилось слышать, как «герои-фронтовики», которые нигде не были, стали рассказывать о своих подвигах. Я даже сейчас часто встречаю таких «вояк», которые выступают в школах, рассказывают о войне в прессе и по телевидению. Мне, как разведчику, честно прошедшему фронтовой путь, неприятно слышать такое враньё. Приходится даже разоблачать некоторых, не в меру хвастливых «героев войны».

Как относились к особистам?
Во время войны у меня к ним сложилось нормальное отношение, в нашем корпусе они себя не особенно выпячивали, никому не вредили. А уже после войны, когда я проходил службу в Ленинградском Военном Округе, у меня произошла стычка с одним представителем особого отдела. Как-то после соревнований по стрельбе, на которых наша часть заняла 3-е, призовое место, мы решили отметить успех. В квартире, где мы собрались праздновать, на стенах висели портреты известных советских артистов, и, как тогда было принято, портрет Ленина. И вот, изрядно выпив, мои товарищи по службе стали палить по изображениям на стене из личного оружия. Вскоре все деятели искусства были поражены, ну а по портрету Владимира Ильича у нас и мысли не было стрелять. Стрельбу и свист пуль, пробивавших насквозь тонкие стены общежития, услышал главный врач санитарной части, располагавшейся неподалеку. Он сообщил в штаб, причем передал всё таким образом, как будто стреляли именно по нему. Тут же на место приехал командир полка, а вместе с ним и начальник особого отдела. Зайдя в нашу комнату, они увидели происходящее. Особист сказал, что должен будет доложить о ЧП и привлечь нас к ответственности. В качестве вещественных доказательств он поснимал со стен пробитые портреты артистов. Но командир полка велел ему оставить их на месте и запретил поднимать шум по этому поводу. Но особист всё-таки настаивал на том, чтобы доложить. И это несмотря на то, что мы с ним до этого вроде как друзья были. Мой взвод разведки – а я тогда уже был лейтенантом, в то время нёс службу на границе с Финляндией, и мы с этим особистом часто пересекались по долгу службы. Да и не по службе часто могли побеседовать за чаркой. А тут он меня так решил наказать! Но в итоге меня спас мой начальник штаба, который выяснил всё-таки, кто же начал стрельбу. А у нас был в части один пьяница, который всё это и спровоцировал. А меня, значит, как старшего по званию, решили привлечь. Но всё закончилось благополучно, без серьёзных последствий.
И ещё один похожий случай произошел, когда мы ехали к месту службы из училища. Пока ехали, я исполнял обязанности дежурного по эшелону, двое суток не спал. По прибытии на место начальник штаба полка решил снова поставить меня дежурным, уже в расположении. Я с негодованием отметил, что я уже и так отдежурил двое суток, и могу кого-нибудь застрелить от усталости. Но разговор не получился, и я его послал по матери. Тогда меня вызвал к себе особист, мой дружок из Одессы, но я ему объяснил, что это не его дело, что начштаба однозначно неправ. На том и закончилось.

А политработники какие вам попадались?
Мне на фронте попался очень хороший замполит. Он умел находить общий язык с солдатами, мог поддержать в трудную минуту. Хорошо помню, как он помог, когда у меня случилось горе. Моего отца призвали в армию в 1944 году. Но уже во время форсирования Днестра, в апреле месяце, его тяжело ранило и, как негодного к строевой, комиссовали. Он прожил ещё полгода и отдал концы… Мать едва не сошла с ума от горя, ведь на руках у неё осталось пять голодных ртов! И вот мой замполит помог устроить всех моих младших братьев и сестру в интернаты, где их кормили, обучали и заботились.

Из тех ребят, кто призывался с вами, много вернулось с фронта?
Почти никто не вернулся. Из 16 человек, которые ушли вместе со мной, вернулось только четверо. В их числе мой дружок Ваня Мельничук, он со мной в одной бригаде служил. (Выдержка из наградного листа, по которому орудийный номер 82-мм миномета мотострелкового батальона 21-й Механизированной Бригады Мельничук Иван был представлен к медали «За отвагу»: «… в боях за Социалистическую Родину показал образцы мужества и отваги. Будучи в заслоне под городом Познань 26.01.45 участвовал вместе с расчетом в отражении контратаки противника и уничтожил из личного оружия 7 немцев. Когда у миномета вышли мины, тов.Мельничук проявил инициативу и под ураганным огнем противника доставил их на огневую позицию, где обеспечил бесперебойную работу минометов» - http://podvignaroda.ru )

Иван Мельничук, односельчанин
Вернулся и Витя Гошуренко, он после войны проживал в Одессе. (Командир пулеметного расчета 1-го стрелкового батальона 21го стрелкового Басаргинского ордена «Богдана Хмельницкого» полка 73-й Гвардейской дивизии гвардии старший сержант Гошуренко Виктор Ильич был представлен к медали «За боевые заслуги»: «… во время наступления немцев он вел ураганный огонь по противнику. Его расчет уничтожил до 20 гитлеровцев, подавил огневую точку противника, сам лично убил 3 немецких солдат. Несмотря на превосходящие силы противника, все его атаки были отбиты, противник отброшен назад» - http://podvignaroda.ru )

Виктор Гошуренко, односельчанин

Можете сказать, что чью-то смерть на фронте переживали тяжелее всего?
Гибель моего старшего товарища и наставника Андрея Куренкова. Он погиб в апреле 1945 года у Зееловских высот. Мы двигались колонной, на бронетранспортёрах. Не помню сейчас почему, но разведку вели на колесах. Подъезжая к дороге, мы успели заметить засаду: около траншеи лежало два убитых немца, а за ними виднелась замаскированная «волчья яма». Развернуться не было никакой возможности, только сдавать назад. И тут раздались выстрелы. Первым с люка сбило старшего лейтенанта, но его не убило, а только ранило. Куренков – опытный пулемётчик, засёк, откуда велась стрельба, и только стал разворачивать свой крупнокалиберный пулемёт в сторону домика, как немецкий снайпер всадил ему разрывную пулю в голову. Меня, сидевшего слева, обрызгало его мозгами… Я потом долго не мог унять рвоту... А Куренкова там и похоронили, у железнодорожного переезда… (По данным сайта http://podvignaroda.ru Андрей Васильевич Куренков, 1913 года рождения, уроженец города Ленинграда, был призван в РККА в августе 1941 года, воевал на Калининском, Воронежском, 1-м Украинском, 1-м Белорусском фронтах. Награждён медалью «За отвагу», орденами «Славы» III-й степени и «Красной Звезды». Вот выдержка из одного наградного листа: «… Противник в районе Крулева Воля вел интенсивный артиллерийский и минометный обстрел, имея целью задержать наступление наших частей. Для выяснения сил противника 17.01.45 был послан гв.мл.сержант Куренков с задачей взять контрольного пленного. При подходе к населенному пункту встретился с засадой противника. В завязавшейся схватке уничтожил 13 гитлеровцев, взял контрольного пленного. Это дало возможность выяснить силы противника».
По данным сайта http://obd-memorial.ru/ гвардии младший сержант Куренков погиб в бою 16-го апреля 1945 года и похоронен в деревне Мелвиц, Германия – прим.ред.)

Хотелось бы узнать о вашем отношении к Сталину.
Я считаю Сталина величайшим человеком после Ленина. Что касается репрессий, то скажу, что с появлением на карте мира первого социалистического государства, у нас появилось очень много врагов, как внешних, так и внутренних. Иногда для того, чтобы выявить одного врага, приходилось арестовывать десятерых. Что касается предвоенных чисток в армии, то и тут скажу, что заговор военных был. И как всегда, затевало его офицерьё, которое за рюмкой обсуждало недочёты советского руководства и желало взять власть в свои руки. А вот то, что под видом выявления врагов при Сталине сформировался и лично им поощрялся культ насилия, я считаю большой ошибкой. И потери начального периода войны тоже лежат на его совести, ведь именно он не позволял привести войска в боевую готовность. Мой дядя был старым большевиков, состоял при Ленине ещё с 1904 года. Подозреваю, что он был чекистом. Когда я служил в Москве, и находился на волоске от увольнения в виду сокращения армии, я решился обратиться к своему именитому родственнику. Он пригласил меня к себе, в огромную квартиру, в которой имелась по тем временам удивительная роскошь: отдельная комната для просмотра кинофильмов со всей необходимой аппаратурой. Мы выпили, закусили, и дядька завёл разговор о былых руководителях. О Ленине он однозначно сказал – гений. А Сталина он назвал чистильщиком.
Что же касается его вклада в Победу, то скажу, что Сталин очень грамотно подобрал полководцев, которые выиграли войну. Да и сам Сталин разбирался в военных вопросах довольно неплохо.

Хочу задать Вам один из самых важных вопросов нашего проекта. Не было ли у Вас ощущения, что мы воевали со слишком большими потерями? Что людей у нас не берегут?
Отчасти да, но ведь и войны без потерь не бывает. Мы понесли очень большие потери в начальный период войны, в чём действительно повинно и высшее политическое и военное руководство страны. Например, вместо Т-34 и КВ мы встретили врага жестяными коробками типа БТ и прочего дерьма.

Какие у Вас боевые награды?
Орден «Красной Звезды», медали «За отвагу» «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина» и шесть благодарностей от Верховного Главнокомандующего.

Справедливо награждали на фронте?
Я думаю да. Единственное, за что меня не отметили, так это за тот бой, в котором я едва не погиб по вине нашего пьяного майора Воробьёва. Но я не в обиде.

Войну часто вспоминаете?
Часто, бывает даже что и снится. Особенно последний бой за Берлин…


С дочерьми

Послесловие
Полковник запаса Краснонос Григорий Сергеевич ушёл из жизни 25-го октября 2016 года и похоронен на кладбище города Бендеры.

Интервью и лит. обработка:  А. Петрович

Григорию Сергеевичу Красноносу – 90 лет
26 май 2016, 15:23

 Сегодня глава администрации Сергей Златогорский поздравил участника Великой Отечественной войны Григория Сергеевича Красноноса с юбилеем и вручил ему письмо со словами признательности от Президента России Владимира Путина. Вместе с мэром юбиляра посетили депутат Собрания представителей города Кузнецка Лариса Седова и начальник отдела социальной защиты населения Ирина Мажаева.
Григорий Сергеевич встречает свой 90-й день рождения в кругу семьи. Он бодр, полон сил и энергии. Ветеран поблагодарил мэра за внимание и за чашкой чая рассказал о своем боевом прошлом в годы войны.
Родился он 26 мая 1926 года в Ширяевском районе Одесской области.
Когда ему исполнилось 18 лет -в 1944 году - был призван в армию. Военкомат направил Григория Сергеевича в город Шуя Ивановской области на учебу. Через месяц, в июле 1944 года, обучившись на разведчика, Григорий Сергеевич был направлен в танковую армию 1-го Украинского фронта. Служил разведчиком 8-го гвардейского Берлинского корпуса, в разведроте 21-й краснознаменной бригады.
С боями освобождал Варшаву, Лодзь, Познань, Гдыню, Тчев. Во время боевых действий в 1945 году Григорий Сергеевич был ранен и контужен. Но отлеживаться во время таких событий – когда вовсю били и гнали фашиста – солдат не стал. Вместе с тремя товарищами-офицерами он сбежал из госпиталя в действующую армию, разыскал свою танковую дивизию и с ней дошел до Берлина. Участвовал в штурме Берлина, там и встретил День Победы.
Григорий Сергеевич награжден боевыми орденами «Красной звезды», «Отечественной войны», медалями «За взятие Берлина», «За отвагу», «За взятие Варшавы», «За боевые заслуги» и многими другими - всего имеет 25 государственных наград, из которых 6 - боевые.
В 1971 году завершил военную службу и вернулся на Родину. Работал в ДОСААФе до 1995 года и ушел на заслуженный отдых в 69 лет. С 1996 года проживает в Кузнецке.
Григорий Сергеевич – частый гость городских школ, он с удовольствием рассказывает кузнецким ребятам о славном боевом прошлом.
Сергей Златогорский пожелал ветерану доброго здоровья, долголетия и встретить свой сотый день рождения.

В Кузнецке прошло Первенство по греко-римской борьбе, посвященное Победе в Великой Отечественной войне, 06.05.2016 г.

 В зале борьбы ТЦ «Родина» прошел открытый традиционный городской турнир по греко-римской борьбе, посвященный Дню Победы в Великой отечественной Войне среди юношей 2000-2003гг. рождения. Сто пятьдесят юных спортсменов боролись на трех борцовских коврах за победу в тринадцати весовых категориях. Наблюдал за поединками самый почетный гость соревнований, кавалер многих боевых орденов и медалей, участник штурма Берлина Григорий Сергеевич Краснонос.
Лучшие борцы первенства: Полин Игорь (Городище), кузнечане - Першин Вадим, Сюлаев Никита, Трофимов Егор, Крайнов Алексей, Шаронов Святослав, а так же все чемпионы и призеры награждены призами и медалями. В награждении приняли участие: Глава администрации города Кузнецка С.А. Златогорский, ветераны войны в Чечне и Афганистане.
Все участники и зрители получили мороженое от выпускника кузнецкой школы борьбы.