Мама губернатора

Как Надежда Александровна, думают многие. Однажды поглядеть на губернаторову мать специально приехала на Иву женщина из Заречного: любопытствующие даже собрали ей деньги на дорогу.

Вышла Ульяна Ивановна во двор, а незнакомка «висит» на заборе.

– Ай ты кого ищешь?

– Да вот, приехала на мать губернатора посмотреть.

– А чё на неё смотреть-то?

– Да говорят, у неё около дома вертолётная площадка.

– Ну, смотри, вот она я – губернаторова мать. А вертолёты прямо вот сюда, на огород, и садятся!

«Гостья» была обескуражена: перед ней стояла обычная деревенская женщина, просто одетая, проживающая в маленьком, низком деревянном домике, построенном более полувека назад, без двора, открытого со всех сторон.

«Хоромы»

  Здесь, в двух деревенских избах, построенных собственными руками, и растили Ульяна Ивановна и Кузьма Яковлевич БОЧКАРЁВЫ будущего губернатора Василия Кузьмича Бочкарёва и двух его братьев: старшего Виктора и младшего Николая.

Простая обстановка: в передней избе – железная кровать с панцирной сеткой, старинный комод ручной работы, круглая железная «голландка» с газовой горелкой, домотканые дорожки, «розы» в горшках. В задней – лавка для вёдер с водой, на окнах – алоэ. Газовая плита, правда, новая, современная.

– Иди-ка сюда, – тянет меня за руку хозяйка дома к большой русской печке во второй избе, занимающей четверть пространства. – Видишь дырочку на приступке? Тут мы телёночка привязывали. А ягнят – за дверью, вот у этой стены. Телёнка здесь нельзя было держать, он всю стену изгрызёт и всю паклю повыдергат. А у печки только кирпичи полижет.

От тех далёких времён детства её детей прежними в доме остались полы: некрашеные сосновые доски, придающие жилищу особый уют.

– Раньше, когда я маленькая была, полы не мыли, а подметали. Только к Пасхе намоют и солому раскидают. А у меня по-другому заведено было: хотя веник в доме имелся, я никогда им не подметала, только во дворе. Чем пыль в избе буду поднимать, я лучше помою. К вечеру все дела переделаю, а когда ребятишки уснут, налью из чугуна с печки горячей воды и перемою все полы. У меня всегда чисто было.

– А мальчишки помогали мыть?

– Мальчишки-и?! Зачем это я буду заставлять их полы мыть, я и сама помою. Мальчишки у меня другие дела делали. Они и воду носили, и за скотиной ухаживать помогали, и дрова на зиму рубили и складывали. Кузя у меня фронтовик был, его жалеть надо было. Они у меня всё могли делать, ох и ловкие были! Вот эти табуретки Васька сам сделал.

Семейное дело 

   ...Ульяна Соколова росла в семье, где отец занимался пчеловодством. А когда Ивана Семёновича взяли на фронт, мать продала пасеку соседям, Якову Ивановичу Бочкарёву, будущему свёкру дочери. Так что пчёлы сопровождали Ульяну Ивановну с раннего детства и всю жизнь. И даже когда Кузьма Яковлевич двадцать лет назад умер, не бросила это тяжёлое занятие. Держала по 20 «пеньков». Она перестала заниматься ими в только в 85 лет, передав пасеку младшему сыну, и теперь пчеловодство стало наследственным делом. Снабжала мёдом детей и внуков, которые выросли на нём, излишки продавала.

– Я блат завязала с пензенскими спекулянтами, – делится Ульяна Ивановна воспоминаниями о той поре, имея в виду перекупщиков. – Они у меня мёд покупали и возили продавать в Москву. Вон посмотрите, что они мне оттуда привезли.

Во второй избе на стуле среди других рамок с благодарностями и Почётными грамотами стоит диплом: «XII Всероссийская ярмарка мёда. Бочкарёва Ульяна Ивановна награждается медалью за высокое качество мёда. Президент Российского национального Союза пчеловодов А. П. Бутов».

– Наш ивинский мёд – самый лучший в округе! У нас земли для сельского хозяйства непригодные, а потому посевов и химии тут не было. А вы сами попробуйте, это мёд моего соседа. Давайте с чаем. Ставь чайник, командуй сама, – обращается ко мне Ульяна Ивановна. – Наливай из ведра воды.

– Так тут полчайника есть.

– Э-э, нет! Я эдак не люблю. Вылей из него всю воду в помойное ведро и налей свежей.

– Ульяна Ивановна, я что-то на могу зажечь ваш газ. Нате спички, зажгите, пожалуйста, сами.

– Спички? Ты что? У меня без спичек всё включается: я – губернаторова мать!

В согласии и строгости

  К своим девяноста годам эта женщина сохранила и ясность ума, и чувство юмора, и весёлость характера, и стать. Ульяна Ивановна прямо держит спину и по-прежнему смотрится высокой и стройной. Ростом она была повыше своего мужа.

– А Кузьма Яковлевич был такой же весёлый, как вы?

– Нет. Он угрюмый, думаешь, что он всё время сердитый. Но на ребятишек, как бы они не созоровали, ни разу в жизни матом не заругался, грубо не обозвал. Не-ет! Засмеётся, бывало, и только пальцем погрозит. Я с ними более строгая была, учить уроки заставляла. Мальчишек надо в ежовых рукавицах держать, если хочешь, чтобы они в люди вышли. Они у меня все выучились, высшее образование получили, мы с отцом даже не знали, где их институт находится.

– А какие у вас в семье были отношения?

– Хорошие отношения. Кузя с войны пришёл с больными ногами. А работал лесником. Бывало, скажет: «Уль, иди ты сегодня за меня на обход, а я лучше по дому всё сделаю». И я иду за него. Он строгим лесником был. У него всегда порядок был, лес никто не воровал. Он всю Бутскую гору, где сейчас на лыжах катаются, лесом обсадил. Его начальство уважало. Выпивать, бывало, иногда выпивал. Но меня пальцем никогда не трогал. Я ему сразу сказала: «Если хоть раз меня ударишь, я тебя кочергой охожу».

Они поженились после войны в 1946-м, когда Кузьма вернулся с фронта, пройдя Польшу, Румынию, Чехословакию, Германию. А до войны на соседскую девчонку, которая моложе его на пять лет, и внимания не обращал, с девушками постарше общался.

Свадьбу играла мать, Алёна Осиповна («Васька у меня на мамку лицом помахнутый» /похожий – Ред./), отец с фронта не вернулся. Его, к слову, в селе Партизаном звали, а Ульяну Ивановну по нему и до сих пор Партизанкой кличут.

– Где погиб – неизвестно. Васька ищет. Но что-то плохо ищет что ли?.. А я стесняюсь ему сказать, у него дел и так много.

«Я и щас любую гайку закручу!»

  Ульяна, старшая дочь в семье (кроме неё у родителей были сын Василий и дочь Елена), после окончания семилетки в Голицыно (на Иве тогда была только начальная школа) уехала со своей ровесницей-родственницей в Москву, где устроилась на военный завод. Но пожила там немного: началась война, и их вместе с заводом эвакуировали в Куйбышев. Однако девушки в Куйбышев не поехали, вернулись в село.

– Какие дуры были-и-и: из Москвы уехали! Я бы и сейчас в Москву поехала. Я люблю Москву!

А дома, на Иве, девушки получили повестки на фронт.

– Тятька в то время бригадиром в колхозе работал, ему и посоветовали устроить меня на курсы комбайнёрок. Повестку назад сдали. А подруга моя на фронт попала, вернулась оттуда с мужем-фронтовиком.

Так стала Ульяна Ивановна после учёбы в Мокшане работать в колхозе на комбайне (довелось ей во время войны и окопы рыть в Лунинском районе в селе Соколовка). Однажды ехали с тока на лошади вместе с другой девушкой-трактористкой и с горы не удержали лошадь, та колесом покалечила себе ноги. За это девушек судили, присудили штраф и принудиловку. Принудиловка – пилить лес в Голицынском лесничестве. После этого она уже не могла работать на комбайне. Но и в лесничестве заметили шуструю, работящую Ульяну, опять послали в Мокшан учиться, на этот раз на бригадира лесного хозяйства: училась она растить лес. Так в лесничестве и работала до замужества (муж позже лесником стал). А пошли дети, стала домашним хозяйством заниматься. Полон двор скотины был: корова, овцы, свиньи, куры, а когда Кузьму поставили лесником – и лошадь (колхозникам держать лошадь не разрешалось). А ещё пчёлы. И огород.

– Передохнуть некогда было. Бывало, на пастбище махом бежишь доить корову и бегом назад: как бы пчёлы не зароились. Сколько одной воды за день перетаскаешь скотине.

Во всём – самобытность! 

  Несмотря на то, что на дворе всегда были корова, телок, овцы, Ульяна Ивановна всю жизнь не ест говядины и баранины. Принципиально! (Как православные – конину.) Ей даже в детстве мать отдельно щи варила со свининой!

– Это как это я буду коровятину есть, когда корова нас кормит, молоко даёт? А овчатину как есть? Она нас обувает-одевает! Да мне их мясо в горло не полезет. Но грешница: постов не соблюдаю.

– Но вы же овец держали...

– Держали. Потому что шерсть нужна была. У меня и ребятишки баранину не ели, мы её в Ломов на базар отвозили. в нашей семье ели свинину.

Ещё недавно гостеприимная хозяйка угощала меня своим холодцом из свинины, «стюдень», как она говорит.

...В передней избе на стене висят старые балалайка и гитара. На этих инструментах играл Кузьма Яковлевич. Он даже в составе ансамбля ездил с концертом в Пензу на сельскохозяйственную выставку. Умеет играть на балалайке и Ульяна Ивановна.

– А ребятишки мои ни один не умеют играть! – сокрушается она.

– Вы в молодости любили петь и плясать?

– Ой, а той те нет!!! Гармонь – это моя жизнь! Эх, и любила! Я всегда говорила: помирать буду – буду плясать! Я и щас люблю петь. И частушки сочиняю. Но память стала плохая. Не надеюсь уже на себя, поэтому играю их каждый день, чтобы не забыть:

Ой, Зюганов дорогой, 
Аленькие губки. 
А мы твои галифе 
Перешьём на юбки! 
Меня за это не посодют?

– Теперь за это не сажают.

– Как у Улина двора 
Чурочка на чурочке. 
Сейчас выйдут поклевать 
Три рябые курочки. 

У неё действительно остались сейчас только три курицы. Память подводит Ульяну Ивановну. Она уже забывает имена, даты. На столе в кухне, рядом с телефоном, лежит большая «шпаргалка»: «В понедельник 29 апреля день рождения у Василия».

Но зато знает всех политиков! Всех пензенских vip-персон! На всё имеет собственное мнение. Во всём самостоятельна.

– Я как Ганя Лыкова. Знашь такую? – обращается к пензенской гостье.

– Нет. Это кто?

– Ганю Лыкову ай не зна-ашь?! Которая в тайге одна живёт.

– А-а, Агафья, староверка...

– Щас телевизор не включаю, уставать стала, голова болит. А раньше обязательно последние известия смотрела, сынка своего смотрела там. А то покажут дяденьку, он миллиарды спёр. Вот теперь бы этого дяденьку спросить: «Милый, тебе на что столько? Если бы ты бессмертный был, тебе бы это пригодилось. А так зачем?».

«И переживаю за него, и страдаю…» 

  – Гордитесь своим сыном-губернатором? – спрашивает журналистка из «Комсомольской правды».

– Васькой-то? Веришь – нет: нисколько не горжусь. Мне вовсе не нравится Васькина работа. Я за него переживаю. Сколько у него забот, сколько он повидал, сколько пережил! А мы сколько за него терпим? Меня за Кольку никто не ругал, и за Витьку не ругал. А за Ваську попадает! Подойдут ко двору, отбрешут ни за что. Вот только вчера звонит женщина из Голицына: «Ты губернаторова мать? Зачем нам главой администрации Губина поставили? Мы будем жаловаться на губернатора Путиному». А разве это я или Васька его поставил? Не-е-т, у меня Васькина работа десять лет жизни отняла, – искренне вздыхает старая женщина.

Она гордая: не станет в ответ ругаться, повернётся и молча уйдёт. И ранимая: будет долго переживать и в ответ на несправедливые обиды глотать слёзы. Недавно две недели проплакала и в итоге попала в больницу, когда её напрасно обидела односельчанка. И до сих пор голос дрожит и слёзы накатывают, когда вспоминает об этом.

– Ульяна Ивановна, а что вам больше всего сейчас хочется?

– Ничего не хочется. Я прожила долгую жизнь. Наработалась, настрадалась, здоровья уже нет. Устала. И если бы сейчас смерть пришла, я бы засмеялась от радости и обняла её! И сказала бы: «Какое спасибо тебе большое, что пришла!».

– А о чём-нибудь жалеете?

– Рожать надо было всех детей. Какие мы в молодости дуры были-и... Э-эх! Сейчас бы у меня шестеро сыновей было.

Ульяна Ивановна вырастила троих сыновей, достойных сыновей, схоронила старшего Виктора. Вдовцом остался младший Николай. У неё четверо внуков (три внучки и внук) и столько же правнуков (три правнучки и правнук). Признаётся, что мальчиков любит больше, чем девочек, а почему – и сама не может объяснить: «Хорошие у меня внучки и правнучки, красивые, умные, а мальчишки всё равно ближе сердцу».

На прощанье она снова стала угощать нас чаем.

– Зажигай газ! – опять обращается ко мне.

– Он у меня не зажигается, я же не губернаторова дочь!

Ульяна Ивановна рассмеялась и пошла за перегородку сама ставить чайник. Мне ужасно нравится, как она смеётся. Как беззубый младенец.

Природа – часть её жизни 

  – Ну, бывайте, счастливо доехать, зёрнышки мои, – и выходит проводить нас в сени, где хранятся развешанные по стенам пучки душицы, зверобоя, чернобыля, полыни, липы, собранные ею на Петров день.

– В Петров день вся зелень гоже пахнет. Я наломаю, высушу её и всю зиму вдыхаю этот запах. А на следующий год поменяю пучки на свежие.

...Природа только-только пробуждалась. Набухшие на деревьях почки ещё не лопнули, а около дома Ульяны Ивановны вдоль ручья с мостком цвели сиреневые первоцветы и солнечная мать-и-мачеха. Свежий прозрачный весенний воздух дрожал от жужжания пчёл: это сосед Николай выставил на огород ульи. И теперь пчёлы – старые друзья Ульяны Ивановны – будут радовать её всё лето, навевая дорогие сердцу воспоминания – всё, что осталось от наполненной трудами, заботами и страданиями жизни.

   Людмила САЛЯЕВА.

Источник: http://www.kurant-mayak.ru/news-3-1783.html