Корнев А. С. У них были мирные профессии. — М.: Воениздат, 1962. — 184 с. (Военные мемуары).
Аннотация издательства: В первые же дни Великой Отечественной войны строители Москвы отправились на фронт. К ним присоединились рабочие, служащие, студенты столицы и других городов, колхозники прифронтовых сел. Их были сотни тысяч — людей сугубо мирных профессий, мужчин и женщин, и совсем юных, и пожилых. По зову Коммунистической партии они становились бойцами, под огнем возводили укрепления, а когда враг приближался, брали в руки оружие и вступали в бой плечом к плечу с другими советскими воинами. Об одном из военно-строительных соединений, о его людях, их жизни и делах рассказывается в этой книге. Автор ее — инженер Александр Семенович Корнев — командовал соединением военных строителей всю войну, дошел с ним до границ Германии. Полковник Корнев и сейчас служит в рядах Советской Армии и по-прежнему не расстается с профессией строителя, мирной профессией, без которой не обойтись на войне.
...Туляки нас встретили радушно. Снабдили продовольствием. Строители помылись в тульских банях.
Не удалось нам завершить работы на намеченном рубеже. Пали Орел, Мценск, Чернь, враг подходил к Плавску. Мы вынуждены были оттянуть наши части к самой Туле.
В это время меня вызвали в Москву. Мне объявили, что назначаюсь командиром 18-й инженерно-саперной бригады и должен немедленно выехать на ее формирование в Пензу. Бригада будет входить в создающуюся 6-ю саперную армию, штаб которой тоже находится в Пензе.
Мне было приказано вести в Пензу и все управление оборонительного строительства. Я узнал, что оборонительные[79] организации выходят из подчинения НКВД и передаются Народному комиссариату обороны.
В Москве меня принял начальник инженерных войск Красной Армии Леонтий Захарович Котляр. При разговоре присутствовали Василий Васильевич Чернышев и заместитель начальника Главойоронстроя Борис Самойлович Вайнштейн. Они подробно расспрашивали о работе и жизни военных строителей. В заключение пожелали нам счастливого пути и успеха в решении предстоящих задач.
Я помчался в Тулу. Враг пытался окружить Москву, захватить ее. Советский народ и его армия готовились к решительному бою за родную столицу. В части поступил приказ Верховного Главнокомандования. В нем говорилось, что отступать больше некуда, что Красная Армия обязана выполнить свою великую миссию освобождения родной земли от иноземных поработителей. Советский народ трудится не покладая рук, лишая себя всего, чтобы снабдить всем необходимым армию и фронт, а войска все отходят, и советский народ начинает терять веру в свою армию...
«Народ начинает терять веру в свою армию...» — эти слова звучали тревожно и горько. Мы не спали всю ночь, обдумывали, как донести приказ до сердца каждого строителя. Михаил Алексеевич Золотухин предложил всем руководящим товарищам разъехаться утром по частям и просто зачитать приказ перед строем. Все решили, что это правильно.
Стояла золотистая, солнечная осень. В полдень я приехал в строительный полк Рафаила Николаевича Соловьева. Люди построились на аллее тенистого парка. Вообще-то для строительных частей знамена не были учреждены. Строители сами вышили знамя, чтобы походить на настоящую воинскую часть.
Громко читаю приказ. Люди застыли в тяжелом молчании.
Приказы в армии не обсуждают, но сейчас хотелось услышать мнение людей.
— Кто желает выступить? — спрашивает М. А. Золотухин.
Поднимается множество рук. Из строя выходит пожилой помощник командира взвода академстроевец Дмитрий Егорович Сергеев. Это он с группой плотников[80] предложил готовить на лесоучастках готовые элементы огневых точек, чтобы на строительстве рубежей затрачивать меньше времени. Сергеев был отличным плотником, хорошим стрелком, но никогда раньше мы его не слышали на собраниях.
— Товарищи! — сказал он. — Не подберу слов, сердце у меня сжимается от боли. Неужели докатились до такого... до такого позора! Неужели подлые фашисты сильнее нас! Говорят, техника... Ну техника, а люди? Ведь они все решают. Пусть берут нас, пусть вооружат, и мы будем драться не хуже других! Отступать дальше, действительно, некуда! Хватит, наотступались! Я прошу зачислить меня в боевую часть!
— Правильно! Правильно! — раздавались голоса. — Митинговать нечего! Давить фашистских гадов, и все! Правильно!
Да, митинговать было нечего, все было ясно. Подай сейчас команду в бой, и народ пошел бы с топорами и лопатами на танки.
К вечеру мой стол был завален заявлениями.
«Прошу направить меня на фронт. Хочу с оружием в руках бить врага».
«Не могу оставаться в стороне, когда над Родиной смертельная опасность. Требую отправки в боевую часть».
Разъясняем людям, что труд строителя тоже нужен фронту, что без надежных укреплений не задержать врага. Но слова наши мало действуют.
Я перебираю листки заявлений. Как сказать людям, что по приказу командования нам предстоит уйти дальше в глубь страны, к самой Волге?
А Тула готовилась к боям. Отправились на позиции полки тульских рабочих. Наши строители тоже добились своего: формируем батальон добровольцев, вооружаем его чем можем и провожаем на фронт. Строители помогают горожанам возводить укрепления вокруг города и в самой Туле. В нижних этажах домов окна превращаются в амбразуры. Улицы перегорожены металлическими ежами, баррикадами из камней и бревен. Мы с секретарем обкома партии Василием Гавриловичем Жаворонковым и председателем облисполкома Николаем Ивановичем Чмутовым не спим трое суток, организуя оборонительные работы.[81]
С какой бы радостью наши строители остались сражаться в героическом городе, но мы обязаны выполнить приказ. Грузимся в эшелоны. Враг обступил город. Свободным остается пятикилометровый коридор. Эшелоны идут по нему под беспрерывными бомбежками. Прорвались. На остановках люди толпятся у репродукторов. Радуемся, что стоит, держится Тула. Все ее население поднялось на защиту родного города. Много раз враг бросался в атаки. И всякий раз туляки отбрасывали его. Протоптавшись под Тулой трое суток, фашисты так и не решились на решительный штурм. 21 октября они сняли осаду и повернули на Алексин и Тарусу.
Эшелоны наши подходят к Москве. Повсюду, куда ни взглянешь, тысячи людей копают землю, сгружают с машин стальные рогатки ежей, бетонируют доты. Пока железнодорожники готовят новый маршрут нашим эшелонам, я пытаюсь связаться с руководителями города. Председателя Моссовета М. А. Яснова мы разыскали на Московском оборонительном обводе, в районе Кунцево. Вокруг молча, сосредоточенно трудилось множество людей.
Михаил Алексеевич сидел в палатке, внимательно вглядываясь в таблицу. Перед ним на маленьком складном столике стоял ковш с водой, из которого он довольно часто пил крупными глотками. Посмотрел на меня, кивнул:
— Здорово!
Михаил Алексеевич всегда был малоразговорчивым, а сейчас тем более.
— Слушай, инженер, — сказал он мне. — Посмотри, как мы работаем, много ли ошибок делаем...
— Что ж, посмотрю. Только не ради контроля, а чтобы поучиться у вас.
Выйдя из палатки, я направился вдоль трассы. На гребне эскарпа увидел Прокопия Васильевича Майорова, секретаря Моссовета. Тепло поздоровались. Прокопий Васильевич всегда весел, жизнерадостен, приветлив. Мы успели полюбить его еще на Брянском фронте, куда он приезжал в составе комиссии Московского комитета партии. Он заражал нас своей кипучей энергией, участливым, дружеским отношением к людям. [82]
Заезжая по делам в Москву, мы всегда считали своим долгом повидаться с ним. Он радушно встречал нас в любое время, но днем заходить к нему мы избегали, так как его приемная в Моссовете всегда была полна народу. Как правило, приходили мы к нему поздней ночью. Уставал Прокопий Васильевич на своей беспокойной работе, мучило больное сердце, но никогда и виду не подавал. С нами он, как видно, немного отдыхал, смеялся своим густым басом, слушая забавные истории из нашего фронтового быта. Жизнерадостность, по-моему, необходимое качество человека, особенно большого работника. С таким руководителем, как говорится, легче, спокойнее дышится, даже в трудное, напряженное время. Не пришлось Прокопию Васильевичу праздновать вместе с нами День победы. Огромная работа в годы войны надломила его силы.
Здесь же, на трассе, мы встретили секретаря Московского комитета партии по строительству Виктора Федоровича Промыслова, нашего давнего друга, который в свое время помогал нам формировать части строителей, следил за нашей работой на Брянском фронте. Как всегда, он был окружен людьми. Среди москвичей, строивших укрепления, мы сейчас опять увидели начальников с нарукавными повязками. Картина настолько нам знакомая! Вдохновенно трудились многие тысячи людей — мужчины и женщины, старые и молодые. И здесь, как и у нас, были юноши в спортивках и майках, хотя было уже холодновато, а рядом с ними бородатые ветераны московских заводов в замасленных спецовках. Народ защищал Москву. Народ строил укрепления.
Мы с Золотухиным облазали готовые эскарпы и рвы, огневые точки, траншеи.
— Ну что? — спросил нас Яснов, когда мы вернулись.
— Неплохо идут дела.
— С нашим народом можно горы двигать! — улыбнулся наконец Михаил Алексеевич и вновь посерьезнел. — Да мы, по существу, и двигаем горы: ведь миллионы кубометров земли выкопали. Собрать в одну кучу — с Казбеком поспорит!
А фашисты сочиняли в своих листовках, что москвичи дрогнули, поддались панике. Так писать могли лишь слепцы и идиоты![83]
Москва сражалась. Она послала на фронт 12 дивизий народного ополчения. В этих дивизиях были разные люди, так же как и среди строителей укреплений, — рабочие, инженеры, актеры, художники, студенты. Эти добровольцы вписали славные страницы в историю своей Родины. Закаляясь в боях, все 12 дивизий народного ополчения превратились в первоклассные кадровые части, в гвардейские дивизии. Москвичи уходили в ополчение целыми семьями. Так поступила семья Яхонтовых: отец и мать, сын и дочь в один день ушли на фронт...
Московская городская партийная организация приняла в те дни лаконичное решение: все коммунисты, не находящиеся в рядах Красной Армии, считают себя мобилизованными на строительство укреплений, и москвичи весь город сделали крепостью. В сплошные оборонительные рубежи превратились окружная дорога, Садовое кольцо и кольцо бульваров. На улицах выросли баррикады, стальные и железобетонные надолбы.
Все москвичи стали бойцами этой огромной крепости. Те, кто не строил укрепления, нес неусыпную вахту, спасал город от воздушного врага. Во время налетов фашистской авиации и стар и млад дежурил на крышах и чердаках, обезвреживая «зажигалки», участвовал в тушении пожаров, в восстановительных работах.
Чувствовали себя солдатами все, кто трудился у станков. Заводы и фабрики работали днем и ночью, выпуская продукцию, нужную для фронта. Мы видели, как рабочий, представитель московского завода «Красный пролетарий», опустившись на одно колено, словно гвардеец на фронте, целовал край полотнища переходящего Красного знамени, которое вручалось коллективу за героизм в труде. Это была клятва на верность Родине, на верность партии.
Москву защищала вся страна. «Тебе, Москва, тебе, фронт!» — читали мы на ящиках с оружием и боеприпасами, пришедших с Урала, из Сибири, Поволжья. По улицам маршировали стройные колонны сибиряков, уральцев, посланцев среднеазиатских республик. Они только что прибыли на московские вокзалы и сразу же направлялись на фронт. Бесконечные обозы с продуктами, теплой одеждой, с подарками для воинов посылали в столицу колхозники окрестных и дальних деревень. [84]
Москва выстоит! — с этой мыслью мы покидали столицу. То, что мы увидели здесь, утраивало наши силы, каждому хотелось сделать для страны как можно больше.
Проехали Рязань. На железных дорогах то и дело образовывались «пробки». Тогда строители помогали расчищать пути или оставляли вагоны и шагали пешком.
На восток шли составы с оборудованием эвакуированных заводов. Вместе со станками и машинами ехали рабочие и их семьи. Это они своим самоотверженным трудом, на первых порах под открытым небом, как солдаты на войне, в небывалые сроки — в течение недель, самое большее — нескольких месяцев — возродят на пустом месте промышленные гиганты и будут ковать оружие фронту. Героическая эпопея движения заводов из прифронтовой полосы и их нового рождения на Урале и в Сибири никогда не изгладится из памяти народной. Ни одна другая страна не справилась бы с подобной титанической работой, не создала бы таких мощных тылов в разгар жестокой и стремительно развивающейся войны.
Нагрянули крепкие морозы, а товарные вагоны, в которых мы ехали, не отапливались. Строителям было несладко. Но никто не роптал, не жаловался.
* * *
На четвертые сутки, рано утром, головной эшелон прибыл в Пензу. Нас никто не встречал. Оперативная группа по формированию саперной армии размещалась в нескольких номерах единственной в Пензе гостиницы. Для нас помещений не было.
Командующий армией полковник Григорий Иванович Тупичев был в мрачном настроении, беспрестанно курил, кашлял и глотал какие-то пилюли. Нас он не ждал. Военные строители его вообще мало интересовали.
— Не до них, — сказал он мне. — Тут с формированием саперной армии ничего не получается.
Вырисовывалась тяжелая, неприглядная картина. В Пензу шли тысячи строителей, ожидалось прибытие новобранцев для армейских саперных батальонов, а помещений не было. В областном комитете партии, куда [85] мы направились с Тупичевым, нас встретили довольно холодно. Секретарей обкома не оказалось на месте, а без них ничего нельзя было добиться. Делать нечего. Используем свой фронтовой опыт.
Наши квартирьеры пустились на поиски. Договорились с директором музыкального училища, он отдал несколько классных комнат нашему штабу. Затем обнаружили на окраине полупустующий барачный военный городок, который служил пересыльным пунктом. Облвоенкомат и начальник пензенского гарнизона сначала отказывались передать его в наше распоряжение, но потом вынуждены были согласиться — военкомат наравне с нами нес ответственность за формирование саперных бригад. Квартирьеры уговорили управляющего Табакторгом одолжить нам временно домик своей конторы.
Но это была капля в море. Всех людей втиснуть в эти помещения было невозможно. А эшелоны прибывали. Строители, продрогшие за время пути, оказались на морозе.
Народ наш находчивый. Командиры батальонов Рыбкин, Иванов, Рудковский направились в кинотеатры и закупили все билеты на последний сеанс. Строители просмотрели фильмы, а после отказались покинуть помещения кинотеатров. Администраторы возмутились и побежали жаловаться на самоуправство. В самый большой кинотеатр прибыл начальник городского управления милиции, пожилой, спокойный и рассудительный человек. Разобравшись, в чем дело, он посоветовал администратору смириться со случившимся. Обошел строителей, сидевших спокойно в зале и в фойе театра, улыбаясь, пожелал им спокойной ночи и уехал.
Утром нас вызвали в областной комитет партии. Здесь уже знали об истории с кинотеатрами, обвинили в партизанщине и потребовали наказания виновных. Это означало мне наказывать самого себя, потому что «захват» кинотеатров происходил с моего молчаливого согласия. А мы вынуждены были и дальше правдами и неправдами заполучать помещения. Наши автоколонны, двигавшиеся на Пензу своим ходом, временно заняли пустующие помещения сельскохозяйственного техникума и нескольких сельских клубов и изб-читален. В городе после долгих уговоров нас пустили «на постой» в три школы. [86]
Так прошло два или три дня. Как-то вечером нас с полковником Чупиковым пригласил начальник областного управления НКВД тов. Горелов.
— Вы все партизаните? — пошутил он. — А у меня для вас есть большая новость.
Горелов достал из ящика стола телеграмму и передал ее мне. Я прочитал:
«Пенза. НКВД. Корневу А. С.
30 октября 1941 года. Вы назначены командующим шестой саперной армией, в состав которой входят саперные бригады № 16 (Шумерля), № 17 (ст. Инза), № 18 (г. Пенза), № 19 (Саранск). Бригада № 16 на время строительства рубежа подчинена в производственно-техническом отношении начальнику 12 УОБР тов. Леонюку.
Котляр».
Это было полной неожиданностью. Я посмотрел на Григория Ивановича Тупичева, с которым мы успели подружиться за эти хлопотливые дни. Показываю ему телеграмму. Он пробежал ее глазами. Сказал с хрипотцой в голосе:
— Что ж, начальству виднее. Я, пожалуй, рад этому, надоело мне сидеть здесь. Скорее попаду снова на фронт.
В его словах были и искренность, и горечь.
Звоню в Москву, Леонтию Захаровичу Котляру.
— Спасибо за доверие, — говорю ему. — Но справлюсь ли?
— Командование считает, что справитесь. И вы обязаны справиться. Фронту нужны саперы. Сделайте все возможное, чтобы они скорее были подготовлены.
— А как быть со строителями и рубежами?
— Продолжайте командовать и строителями. Волжско-Сурский рубеж — важнейшее государственное дело. Помощь мы окажем, запишите приказ: «Управление оборонительного строительства переименовывается в шестое управление оборонительных работ (УОБР). Начальником утверждается военный инженер 1 ранга Корнев Александр Семенович». Желаю успеха. Прекратите драку с пензенскими товарищами: они получили соответствующее указание.
Утром меня снова вызвали в обком. Ожидал очередной[87] ругани. Принял возвратившийся из поездки по области секретарь обкома тов. Кабанов. Не знаю, что ему до нас говорили обкомовцы, но, выслушав меня в их присутствии, он схватился за голову, возмущался и смеялся и в конечном итоге сказал, что пензенские товарищи, конечно, допустили грубую ошибку и ее нужно как можно быстрее исправить. Действительно, в ближайшие дни все было поставлено на место. Состоялось бюро областного комитета партии, на котором были рассмотрены задачи партийных и советских организаций по строительству Волжско-Сурского рубежа и содействию в формировании саперной армии.
Район Волжско-Сурского рубежа проходил не только по Пензенской области, но и по территории Мордовской автономной республики. Часть людей для саперной армии должна была выделить и Мордовия. Самолет У-2 быстро домчал меня до Саранска. Секретарь областного комитета партии Василий Петрович Петушков встретил меня тепло. Мы быстро договорились по всем вопросам: о выделении людей на строительство рубежей, о призыве саперов, о продовольственном снабжении. Василий Петрович пригласил к себе руководителей республики, вместе обсудили, как помочь делу. Было решено, что товарищи немедленно выедут в районы — поднимать народ на строительство рубежей. С воодушевлением включились в эту работу председатель Совнаркома Мордовской АССР В. В. Вередякин, его заместитель Н. В. Шимякин, Нарком коммунального хозяйства А. И. Хаин, секретари обкома партии А. П. Сафонов, В. Ф. Монахов и С. М. Гидаев и другие товарищи.
Блестяще справились с заданием партии эти замечательные коммунисты.
Я слетал в некоторые наши подразделения, уже обосновавшиеся в Мордовии. Строители пришли сюда пешком. Их хорошо приняли, заботливо разместили по селам. Сейчас строители заканчивали последние приготовления, чтобы организованно приступить к работам.
Пролетая над одним из районов, я увидел на дороге стройно идущие войска. Голова и хвост бесконечной колонны терялись далеко в перелесках. Попросил летчика посадить самолет у дороги. Колонна продолжала двигаться мимо нас. Мы подошли ближе и увидели, что это были не войска, а гражданские люди, в основном[88] женщины и подростки. Шли они, выдерживая строй, по три человека в ряд хорошим четким шагом. Вместо винтовок на плечах у них лопаты. Это было народное войско — энергичное, жизнерадостное. Во главе подразделений гордо шагали командиры — и мужчины, и женщины. Нельзя было без волнения смотреть на это стройное шествие народа. У летчика-мордвина любовно блестели глаза.
Много мне за войну довелось видеть, но такая организованность тысяч колхозников, собравшихся в короткий срок из мелких деревень и сел, изумила меня. Вслед за колоннами людей двигались обозы с продовольствием, запасным инструментом и теплой одеждой.
Мы обнялись, как братья, с заведующим военным отделом обкома тов. Ермолаевым, возглавлявшим колонну. Повлажневшими глазами провожал я патриотов, шедших на помощь своей Красной Армии. А они широко улыбались и весело махали нам руками в знак приветствия.
Четкой поступью, несмотря на мороз и глубокий снег, шли люди Мордовии по зову партии на тяжелый ратный труд.
Организованно вышли на рубежи и пензенцы. Прежний ледок в наших отношениях окончательно растаял. Большую помощь нам оказали тов. Кабанов, секретарь Пензенского горкома партии В. Г. Доркин, секретарь обкома по строительству А. М. Андрющенко. Местное население, организованное в отряды, влилось в оборонительные части. Костяком были наши московские, брянские и орловские строители, превратившиеся в инструкторов и командиров. Сразу же разгорелось соревнование. Оно развернулось прежде всего между представителями Мордовии и Пензы. Надо сказать, что пензенцы, несмотря на все старание, никак не могли обогнать своих более организованных и дружных соперников.
Мы строили рубеж протяжением свыше 350 километров. Он должен был явиться мощным укрепленным тылом для левого крыла огромного фронта битвы за Москву. Несмотря на поражение под Москвой, враг упорно стремился к Волге. Положение оставалось напряженным.
Одновременно со строительством рубежей шло формирование[89] саперной армии. Прибывали командиры, политработники. Из Пензенской области, Мордовской и Чувашской республик поступали только что призванные бойцы. Предстояло сформировать 48 батальонов почти по 1000 человек в каждом. Командирами бригад по моему представлению были назначены талантливые военные инженеры Швыдкой и Крисанов.
Прибыл член Военного совета армии Павел Сергеевич Лушаков. Начали свою работу политические органы армии и бригад. Все мы радовались созданию нашего печатного органа — ежедневной армейской газеты «Боевые темпы», редактором которой стал способный журналист С. А. Дынкин.
В батальонах начались строевые и специальные занятия. Людей в короткий срок нужно было обучить саперному и стрелковому делу. Командиров не хватало. Мы смело выдвигали их из военных строителей, ставя их во главе взводов, рот, инструкторами по обучению оборонительным работам, по подрывному делу.
Учеба была напряженной. Нас подгоняли: фронты нуждались в саперах. Люди уставали. Плохо было с питанием, с жильем. Но бойцы стойко переносили трудности. Нашим людям свойственно сознание долга. Без громких фраз, без жалоб и сетований делают простые советские люди свое трудное дело, считая, что иначе поступать нельзя.
И вдруг всех поразила весть: у нас появились дезертиры. Их было пять. Беглецов быстро разыскали, взяли под стражу. Возмущению и ярости саперов и строителей не было предела. В ротах и батальонах состоялись собрания. Требование было единодушным: поступить с негодяями по законам военного времени. Армейская прокуратура представила материалы следствия, трибунал вынес приговор: расстрелять. Мне предстояло утвердить приговор. Один росчерк пера, и будет решена судьба людей... Нет, так нельзя. Надо еще раз все взвесить.
С прокурором и членом Военного совета снова и снова просматриваем материалы. По очереди вызываем провинившихся. Первые трое оказались малограмотными, темными людьми. Приходилось удивляться, откуда в нашей стране еще сохранились такие. По их объяснениям, они просто хотели съездить к себе в село, повидаться[90] с родными. Сейчас, осознав свою вину, они заливаются слезами, просят простить, обещают драться с врагом, как подобает советским людям. Мне и П. С. Лушакову ясно, что эти парни — жертвы случайности. Связываемся с их родным селом, узнаем, что все трое были работящими колхозниками. Один из них, Колдомасов, во время половодья, рискуя жизнью, спас ребенка, упавшего в воду. Другой, Шкворников, проявил незаурядное мужество при тушении лесного пожара. Третий, Сердобин, отличался хорошим, спокойным характером, работая на колхозном конном дворе, держал его в образцовом порядке, любовно ухаживал за лошадьми.
Совершенно иначе обстояло с двумя другими беглецами. Это закоренелые преступники, за плечами которых уже не одна судимость. Они и из части бежали в лес, чтобы заниматься бандитизмом. С такими разговор должен быть коротким. Я без колебания утверждаю приговор трибунала. Расстрел двух мерзавцев с удовлетворением одобряют все бойцы и командиры.
А вопрос о том, как поступить с Колдомасовым, Сердобиным и Шкворниковым, рассматриваем на собрании личного состава батальона. Боевые друзья заявили, что возьмут их под свое наблюдение, помогут им исправиться. Все трое впоследствии стали хорошими солдатами.
* * *
Рубеж наш сооружался в тылу 10-й армии, которой командовал генерал-полковник Филипп Иванович Голиков.
Как-то поздним вечером он приехал к нам. Перед нами был простой, скромный человек с энергичным лицом. Запоминались его глаза. — внимательные, пытливые. Сняв шинель, генерал сразу же склонился над расстеленной на длинном столе картой рубежа.
— Ну, знакомьте со своими планами.
Более трех часов командующий с нашими офицерами изучал по карте трассу рубежа. Сообща обсуждали, где выгоднее возводить те или иные укрепления. Генерал интересовался нашими возможностями, советовал, как лучше организовать работы.
Особое внимание командующий обратил на заболоченные участки. В наших схемах мы обходили их.[91]
— Мне кажется, вы недостаточно продумали этот вопро-с, — сказал генерал. — Заболоченные участки можно превратить в наших хороших союзников. Нельзя оставлять такие участки перед передним краем: враг может их форсировать без особых трудностей. Нельзя оставлять их и у себя за спиной — они затруднят нашу оборону. А не включить ли болота в общую систему оборонительного рубежа? Но для этого нужно сделать их непроходимыми — расширить, соединяя, где это возможно, с реками.
Это была новая и интересная идея. На Брянском фронте мы пытались использовать естественные водные преграды, эскарпировали берега рек, разжижали болота, но искусственных водных преград нам создавать не приходилось. А теперь заработала инженерная мысль. Начали зарождаться интересные предложения и решения. Забегая вперед, скажу, что нам все же не удалось осуществить этот хороший замысел: помешала суровая зима, сковавшая реки и болота. Но позже мы стали широко применять искусственные водные преграды.
Ознакомившись с делами военных строителей, генерал перешел к вопросам формирования саперной армии. Подробно расспрашивал о людях. Заметил, что Лушаков и Золотухин как-то не особенно уверенно отвечают на его вопросы.
— Плоховато вы знаете свои кадры. Не успели? Времени не было? Это не оправдание. Изучение кадров, тем более командных, первостепенная задача руководителей. Без этого успеха не добиться.
Мы пожаловались, что новобранцы в наши саперные батальоны поступают довольно солидного возраста, трудно будет с ними и в учебе, и в бою. Командующий улыбнулся:
— А я думаю иначе. «Старички» вас не подведут. За плечами этих людей революция и гражданская война, большой жизненный опыт. Это же клад, а не люди. Окажите им только соответствующее внимание и уважение. Да, именно уважение, — подчеркнул Филипп Иванович, — и к их возрасту, и к их опыту. И увидите, что это народ замечательный, на них можно всецело положиться.[92]
Повели мы генерала по саперным подразделениям. Побывал он на кухнях, в столовых, жилых помещениях. Ох, и доставалось же нам на ходу за грязь, за беспорядок! И в то же время генерал радовался всему хорошему, что замечал в нашей жизни.
Военные люди знают: тяжелое дело — рапортовать начальству, когда на тебя устремлены сотни глаз; в два счета собьешься. Поэтому мы на этот случай подобрали голосистых молодых дежурных, умеющих громко и четко доложить и щелкнуть каблуками при окончании рапорта.
— А почему у вас везде молодежь? — спросил командующий. — Пожилых вы не назначаете дежурить? Освобождаете по старости?
У нас екнуло сердце. Заметил генерал нашу наивную хитрость. Ведь мы вообще «старичков» поселили подальше от глаз — на окраину казарменного городка. Пришлось вести командующего туда. Генерал, прежде чем войти в казарму, обошел ее со всех сторон. В помещении навстречу нам двинулся рослый пожилой красноармеец с небольшой бородкой, в узковатой, не по плечу гимнастерке.
— Рота, смирно! — громко и спокойно скомандовал он, крепко и широко ступая, приблизился к генералу, отрапортовал солидно, не спеша и также не спеша, без каблучного стука, отошел в сторону. Генерал крепко пожал ему руку и поблагодарил за службу. Вот здесь только смутился наш дневальный и не нашелся, что ответить.
— Благодарю вас и всю роту за образцовый порядок, — сказал командующий, осмотрев казарму. Действительно, в роте чувствовалась хозяйская рука: постели аккуратно застелены, в умывальной и в комнате для чистки оружия ни соринки.
— Неправильно вы делаете, — заметил нам по дороге генерал. — Пожилые у вас не в почете, совсем не вижу среди них младших командиров.
Нам, особенно мне, стало не по себе. Формируя строительные подразделения в начале войны, я опирался именно на «старичков», выдвигал их не только младшими командирами, но и командирами взводов, рот, батальонов, и дела шли хорошо. А в «настоящей армии»[93] мы перестали вдруг доверять пожилым, стали опираться на молодежь, она, дескать, и живее и храбрее.
Командующий собирался уезжать. Мороз на дворе стоял лютый, а генерал был очень легко одет: в шинели, хромовых сапогах, фуражке. Мы знали, что прямо от нас он уезжает на фронт, так как враг, обойдя Тулу, рвался на Скопин и Михайлов. Посоветовались и решили отдать Филиппу Ивановичу романовский полушубок черной дубки, теплые меховые унты и шапку-ушанку. Несколько комплектов такой одежды подарили нам пензенские рабочие. Мы об этом рассказали командующему и попросили принять подарок.
— Если не очень разорю вас, то спасибо, товарищи! — сказал генерал. — Тем более мне приятно, что это дар пензенских рабочих. Передайте им мою сердечную благодарность.
* * *
10-я армия на скопино-михайловском направлении нанесла врагу сокрушительный удар. Фашисты откатились на юго-запад, окончательно разомкнув кольцо осады вокруг Тулы. Наши бойцы освободили Чернь, Тарусу, Алексин. В этой операции участвовали и наши саперы. Мы сформировали и послали на фронт шесть батальонов, хорошо их вооружили, одели в полушубки и валенки.
Как тепло и удобно было в этой одежде нашим бойцам. И с какой завистью смотрели на них пленные немцы в своих мышиных шинелишках и в соломенных ботах-галошах, которые мокли на ногах и примерзали к подкованным для «железной поступи» сапогам и ботинкам. Много смеху вызывали у нас эти соломенные боты. Красноармейцы и строители распевали ядовитую песенку:
Гитлер фрицев пожалел
и в соломку их одел...
Мы принялись исправлять наши ошибки. Провели задушевные беседы с пожилыми бойцами и их командирами. Этот откровенный разговор принес большую пользу. Очень хорошо сказал пожилой сапер Федор Иванович Салихов:
— Нам сейчас, как видно, придется не парады [94] устраивать, а воевать. Мы, конечно, понимаем необходимость строевого обучения. Хорошо, когда рота — молодцом, один в один шагает, да времени ведь у нас мало. Конечно, строю нужно научиться, чтобы в походах было легче, чтобы на войско были похожи, ну, на этом и хватит пока что. Главное, делу научиться, чтобы саперами не зря прозываться. В сознательности мы не подведем командиров, и если что не так получится по строевой, то это от нежелания. Мы понимаем, зачем нас призвали, и давайте, товарищи командиры, проще да дружнее чтобы было.
Дело пошло лучше, да еще как лучше.
Саперная учеба для наших пожилых бойцов оказалась нетрудной: они были мастерами на все руки.
* * *
Штаб саперной армии и управление оборонительного строительства трудились напряженно. Формировались и обучались батальоны. Саперы, прошедшие подготовку вместе со строителями, отправлялись на линию рубежа и работали не покладая рук. Стояла снежная зима с сильными морозами и ветрами. Строителям приходилось туго. Но народ наш уже привык к трудностям, командиры и политработники, коммунисты и комсомольцы неутомимо работали с людьми.
В помощь нам штаб инженерных войск и генерал Ф. И. Голиков прислали 50 опытных офицеров-рекогносцировщиков. К ним присоединились наших 24 специалиста. Опыт войны заставил пересмотреть старые взгляды на полевые оборонительные рубежи. Генеральный штаб разработал новые схемы этих рубежей. Предусматривалось обязательное приспособление населенных пунктов к нуждам обороны и такое оборудование позиций, чтобы возможна была их круговая защита.
Над тем, как лучше расположить огневые точки и различные препятствия, плодотворно потрудились наши инженеры Я. М. Якобсон, В. Н. Бурлаков, А. Н. Атариков, И. П. Рыбаков, И. Я. Смирнов, Д. Д. Сергеев, Ф. Н. Сидоренко.
В новых схемах рубежей большое внимание уделялось созданию запасных и ложных позиций. На эту работу пришлось выделить целую группу товарищей:[95] В. В. Бронзова, В. В. Борсука, И. М. Пугаева, Я. А. Гуревича, В. В. Добровольского, Д. И. Кольженкова. С запасными и ложными позициями мы, как говорится, хватили немало горя. При отсутствии внимания к ним они быстро засыпаются снегом. Такие ложные сооружения уже не могут обмануть врага. Очень важно, чтобы ложные позиции по виду ничем не отличались от настоящих, а для этого за ними нужно хорошо ухаживать. И вот мы очищаем их от снега, маскируем, протаптываем к ним тропинки. И это, когда людей не хватает на строительство основных сооружений. Но мы понимали, что ложные позиции необходимы, строили их старательно и обеспечивали надлежащий уход за ними. Новой схемой предусматривалась установка огневых точек непосредственно в противотанковых рвах — для эффективного прострела их фасов. Над разработкой этих сооружений много потрудились инженеры Ф. Г. Кучер, И. Н. Лесин, А. И. Могорас, И. Я. Бах. Огневые точки на дне рвов мы старались сделать особенно прочными, надежными, так как воины в них будут сражаться в отрыве от своих подразделений.
* * *
На возведение рубежа нам давался месяц. Мы подсчитали: чтобы справиться в такой срок, требуется примерно 250–280 тысяч человек. Наших строителей и саперов было около 60 тысяч. Областные комитеты партии Пензы и Мордовии прислали нам 120 тысяч колхозников и горожан. На большее рассчитывать было нельзя. Так что недостаток в рабочих руках чувствовался очень остро. Но люди не жалели сил, чтобы помочь своей родной армии. Их не пугали ни морозы, ни другие трудности.
Армейская газета «За боевые темпы» ежедневно писала о лучших саперах и строителях, о героическом труде помогающих нам рабочих и колхозников, печатала социалистические обязательства энтузиастов, раскрывала опыт передовиков. Люди полюбили свою газету, охотно выступали на ее страницах.
В газете мы читали не только заметки, статьи и очерки. Появились и стихи, подчас не совсем гладкие, но полные патриотизма и гордости строителей за свой труд. [96]
Ефрейтор Василий Крылов написал песню саперов. Напечатали ее в газете. Понравилась песня строителям рубежей. С удовольствием они пели:
Мы простые саперы с тобою.
Но в едином армейскому кругу
Мы киркой и лопатою роем
Роковую могилу врагу.
В небесах загораются звезды,
Мы не спим, мы готовим пути,
По ночам под фашистские гнезда
Мы подводим гремучий тротил.
Не страшны нам речные пороги,
По вершинам шипящих гребней
Мы возводим понтоны-дороги
Для бесстрашной пехоты своей.
Нас осенней водой обдавало,
Кожу солнце июльское жгло.
Нас пургою зима умывала,
Но ничто нас сломить не могло.
И не сломит фашистская свора
Нашу волю к победе — ни в жизнь!
Вот слова боевого сапера —
Этим Родине мы поклялись!
Рубеж был построен за 28 дней. Это был подвиг народа. Строители, саперы, розовощекие колхозницы обходили мощные рвы, траншеи, бетонные дзоты, и в глазах было удивление: неужели это они создали своими руками?
Правда, Волжско-Сурский рубеж так и не стал местом жарких боев. Разгромленный враг откатывался от Москвы. Может, напрасно мы трудились? Нет. В этом и заключается особенность труда военных строителей на фронте: лучший его результат — когда враг даже не осмеливается приблизиться к созданному мощному рубежу.
С почетом, благодарностями и премиями отпускаем по домам многих колхозников, рабочих и студентов. После войны я побывал в некоторых селах Мордовской республики и Тульской области. Во многих домах, на видном месте, рядом с семейными фотографиями, я видел вывешенные в рамках почетные грамоты, которыми мы награждали лучших тружеников на оборонительных рубежах. Люди до сих пор гордятся этими скромными документами.
Часть наших добровольных помощников остается с нами. Впереди их ждал большой и славный путь — от Волги и Суры до Одера и Шпрее... [97]
Источник: Мемуары. Корнев Александр Семенович. "У них были мирные профессии"
