"Герои и подвиги", Саратов,   1976,   кн.   3./85—96.

А. Телешенко
ЗВЕЗДЫ РОЖДАЛИСЬ В ОГНЕ

Об одном прошу тех, кто переживет это время: не забудьте...
Пусть эти же люди будут всегда близки вам, как друзья, как родные, как вы сами...
Юлиус  Фучик.

24 июня 1945 года никогда не уйдет из памяти генерал-майора артиллерии Виктора Сергеевича Зикеева. В тот день в столице нашей Родины Москве состоялся парад Победы. Ее ждали все. Ждали, не теряя надежды. Четыре года ради нее шли, ползли по-пластунски, рвались в атаку. Падали ранеными и снова поднимались...
И вот она пришла — Победа! В ее честь — парад.
Гвардии капитан В. С. Зикеев стоял правофланговым первой шеренги сводного полка 1-го Украинского фронта. Рядом, справа у фронтового знамени,—трижды Герой Советского Союза гвардии полковник А. И. Покрышкин (теперь маршал авиации). Еще правее — командование фронта во главе с Маршалом Советского Союза И. С. Коневым.
О чем были мысли Зикеева в те торжественные два часа парада? О трудном ли, полном тягчайших испытаний для нашего народа пути к Победе? О своих ли военных дорогах, приведших его на Красную площадь в такой знаменательный день?
* * *
Жил он в городе Тосно Ленинградской области. С мальчишеской завистью смотрел на военных, кто носил гимнастерку с портупеей. Мечтал взлететь в заоблачную высь. Рокот самолета заставлял сердце учащенно биться. И, как выяснилось позже,— слишком учащенно. По этой причине врачебная комиссия в авиацию вход закрыла: «К летной службе непригоден»
Отец утешал: «Не беда, что не стал крылатым. Не потеряй, Виктор, окрыленности». Запомнил мудрый совет отца на всю жизнь.
...Теплый июньский день 1941 года. На строевом плацу 1-го Ленинградского артиллерий ского училища праздничное оживление.   Вокруг   многолюдно: семьи военнослужащих, рабочие и служащие, детвора вездесущая. Еще вчера Виктор и его товарищи были курсантами. А сегодня в новом, с иголочки обмундировании. Заветные «кубари» легли в петлицы гимнастерки, командирское снаряжение приятно поскрипывает и по-особому пахнет, шпоры с серебряным перезвоном на хромовых сапогах, начищенных до блеска...
Зычная команда «Становись!» выровняла строй личного состава училища, а повелительно строгое «Смирно!», - словно обрезало оживление и военного строя, и собравшихся вокруг строевого плаца людей.                       

— С присвоением командирского звания поздравляю вас, товарищи лейтенанты! — закончил  короткую речь начальник училища, и, будто артиллерийский   салют, трижды громыхнуло многоголосое «ура!».               

И верится и нет: его верные друзья и он сам — лейтенанты. Строй — святое место, и они сдерживают себя, шалостей не позволяют, а уж зато когда прозвучала команда «Разойдись!», было все: дружеские тумаки и рукопожатия, шутки-подначки, смех... Словом, веселье и радость лейтенантов, поздравления близких, знакомых.
В двадцать лет лейтенант Зикеев оказался на войне. Первый боевой экзамен выдержал под городом Кингисеппом. Когда погиб командир батареи, приказано было Зикееву принять ее.
Разве забудется такое...
...Немецкие танки навалились на отсечную траншей, их снаряды рванули слякотную и холодную землю. До них оставалось не более пятидесяти шагов. И тут пушкари «сорокапяток» взялись за противотанковые гранаты. Задымила одна вражеская машина, завертелась перебитой  гусеницей  другая,   третья  вспыхнула   факелом... Так уж было положено, артиллеристы 45-миллиметровых пушек действовали в боевых порядках пехоты. Командира батареи пулеметная очередь резанула по ноге в самый разгар боя. Чертыхнулся лейтенант. Подбежавшим к нему солдатам, не разрешая себя поднять с земли, скомандовал:
— Отставить! К орудиям! Продолжать огонь!
И батарейцы отбили танки. Только после того Зикеев, поблагодарив подчиненных, отправился в медсанбат.
Тишина госпитальной палаты была не по нраву молодому командиру, неугомонному и горячему. Вскоре умудрился, не сняв еще повязку с ноги, выписаться досрочно, нашел свой полк и снова воевал.
В октябре 1942 года в ожесточенных боях под городом Синявино В.С. Зикеев был ранен вторично— в левое предплечье. Перенес терпеливо шесть операций. Для одного вообще-то многовато.
Более года боролся с недугом. В те безрадостные тягуче-длинные месяцы было над чем призадуматься лейтенанту: не действовала левая рука, почти инвалидом стал в двадцать один год. Он многому научился за полтора года войны. Приучил себя не страшиться ни черта, ни дьявола, умел недоспать и недоесть... Со смертью считался лишь в том смысле, что она только может его физически убить, но не победить. Возненавидел фашизм и всей душой любил Родину-мать, свой народ, полк, батарею. Так неужели же все это для того лишь, чтобы теперь быть списанным в инвалиды?
Попробуй докажи врачам, что и с одной рукой воевать можно. Нет, не поймут.
Решил не доказывать. Жажда мести врагу становилась в нем неистовой, стремление вернуться на фронт было неуемным. Твердо решив, придумывал для непослушной руки различные упражнения, неведомые другим.
Тренировался ежедневно и по несколько часов кряду. Удивлялись не только больные, но и видавшие виды госпитальные люди. Не будь это с ним, не поверил бы, а ведь так было: до десятого пота, что называется, тренировал мышцы руки, бессильно свисавшей плетью. Упражнял каждый палец, затем кисть, потом локоть, плечо.
Время текло и текло. Отсчитывались дни, они складывались в недели, а те — в месяцы. Однообразной была госпитальная жизнь с наводящей тоску тишиной — ни взрыва, ни огонька.
Не сразу, а все же начал шевелиться один палец, за ним второй, третий, затем немного стала сжиматься кисть, сгибаться в локте рука. Улыбался Виктор, радовались за него друзья по палате, немало удивлялись хирурги, люди мало чему в жизни удивляющиеся. Не зря его нарекли Виктором. Это имя своими истоками уходит к древним грекам, в языке которых было слово «виктория», что переводится как «победа».
Победил лейтенант Зикеев тяжелый недуг благодаря усилиям медицинских сотрудников, своей железной воле и настойчивости.
Вновь настали фронтовые будни: проходил бой за боем, один труднее другого.
...Следуя в штаб армии за получением назначения должность, Виктор встретился в Ленинграде с отцом, не виделись три года, а на встречу отвели себе несколько минут. (Отец после ранения работал на военном объекте.) Обнялись, несказанно обрадовавшись.
—  Мама и сестренки где?
—  В оккупации... пока... — ответил отец. Тягостное молчание.
Коммунист Ленинского призыва, он не упустил спросить сына:                                                                     
—  В партии?
—  С февраля сорок второго.                                   
—  Молодчина. Ну, а рука действует?                     
—  Нормально. А ты-то как?
—  Тоже нормально... Дойдешь до Берлина,    пальни там из своих пушек за страдания людей наших... За мать и сестер...
—  Пальну! Ну, будь здоров, папа.
—  Спасибо. И ты тоже будь, Витя.
—  Буду, ладно.
В середине января 1945 года началась  знаменитая Висло-Одерская операция, широчайшая по оперативному размаху: в составе двух фронтов насчитывалось два миллиона двести четыре тысячи человек, тридцать четыре тысячи пятьсот орудий и минометов, около шести тысяч пятисот танков и самоходно-артиллерийских   установок, около четырех тысяч восьмисот боевых самолетов. Она развернулась на тысячах квадратных километров. И крошечной огненной позицией в две сотни метров на «одерском пятачке» действовала противотанковая батарея Зикеева.
Комбат получил приказ командира артполка: переправиться с небольшой группой через Одер у местечка Кебен, где вести разведку и корректировку огня полковых батарей. Затем своей батареей поддержать подразделение 17-й механизированной бригады, действовавшей на плацдарме.
Свой выбор комполка остановил на командире 4-й батареи потому, что в этом смелом офицере особенно ценил мужество, находчивость, высокую артиллерийскую подготовку, боевой опыт. Правда, горячеват, порой срывается.
Холодные ветры дули с Одера. Тянуло стужей. Темнело. Вокруг пустой лес с ветвями, оголенными от листьев ветром и взрывами. Пел лес в густых сумерках монотонную, недобрую песню.
Гитлеровцы беспрерывно обстреливали переправлявшиеся через Одер подразделения наших частей. Темно-свинцового цвета вода кипела от взрывов, рябилась всплесками от пуль и осколков. Взлетали обломки лодок, паромов и плотов. Одер заглатывал воинов, свирепо накрывая их студеными волнами...
Нежданно-негаданно невесть откуда появился командующий 4-й танковой армией Д.Д. Лелюшенко. Кто тогда не знал крутого нрава генерала? Чего греха таить, побаивались его танкисты. И уважали одновременно.
—  Какую   имеете задачу, капитан? Доложите, — потребовал генерал-полковник.
Зикеев доложил на одном дыхании, стоя навытяжку. Командующий подошел вплотную и простуженным голосом приказал:
—  На тот берег немедленно! Там, на «пятачке», держитесь любой ценой. — Сев в машину, неожиданно протянул руку. Зикеев торопливо тряхнул ее, шершавую и твердую...
В этот миг обостренный слух уловил знакомый звук падающей мины. В одно мгновение комбат припал к земле. Мина, пролетев над головой, чавкнула близко в воде, вздыбила груды грязи. Она — отличный амортизатор для осколков, и в том было спасение оказавшимся рядом. Вскочив также мгновенно, капитан посмотрел на командующего: тот перчаткой смахнул с лица грязные капли одерской воды. Найдя взглядом уцелевших шофера и адъютанта, укоризненно бросил:
—  Что, капитан,  кланяешься немецкой  мине? — И, пряча добродушную ухмылку, добавил: — Героя из тебя, видно, не получится. Ну да не велика беда. Привыкай. До свидания, комбат.
«Пронесло», — подумал Зикеев, совсем не предполагая, что свиданию его с командующим суждено было случиться. Впрочем, не станем опережать события.
Прибыв в оперативное подчинение командира 17-й механизированной бригады подполковника Чурилова, капитан Зикеев оборудовал наблюдательный пункт рядом с НП комбрига. Тут же войдя в связь со штабом полка, вызвал огонь и поочередно корректировал стрельбу батарей, точно поражая вражеские рубежи.
Гитлеровцы, неся большие потери, тщетно пытались сбросить подразделения бригады в Одер. Наш «пятачок» жил, и в том немалая была заслуга артиллеристов, огонь которых корректировал Зикеев.
В ночь на 24 января началось форсирование подошедших еще частей. Непроглядная мгла, ветер снегом швырял в лицо. Небо вспарывали всполохи огня. Громом грохотала канонада.
Батарея Зикеева переправилась без потерь. Встретил ее капитан обрадованно: — Здорово, пушкари! Позиции   оборудовать до света! Пушки на прямую наводку!
Собрав на четверть часа командиров взводов лейтенантов Туйкина и Матецкого, парторга Лютикова и комсорга Михайлова, посоветовались, как лучше решить по лученную задачу. Усложнялась обстановка тем, что времени — в обрез, а забот — невпроворот. Полночь — такая черная, хоть фотопленку проявляй — стала союзницей артиллеристов. Орудийные расчеты сноровисто вгрызались в промерзлую землю. Усталость во внимание не принималась. Все работали на совесть, позволяя себе короткую передышку лишь на перекур «козьей ножки». Покуривая, говорили вполголоса, привычно пряча светлячки; самокруток в рукава шинелей. Хорошо понимали пушкари своего капитана: успеют к рассвету зарыться и толково замаскировать позиции — значит, меньше урона в бою. И меньше понесет почта полевая похоронок...
Не сомкнул глаз и командир  батареи.   От взвода к взводу, от расчета к расчету: тут надо проверить, а там подсказать, одному указать, другого похвалить, а иного и пожурить для порядка.
Время перевалило за полночь. Густая темнота окутала пойму Одера. Высоко в небе мерцали звезды... Разрешил комбат прикорнуть людям часок. И сам смолк в полудреме, привалившись к пушке. Не замечал, как непокорный ветер тщательно обыскивал его. Обшарив сверху, забрался под шинель, гимнастерку,   казалось,   пытался прощупать все внутренности. Не спалось. Какой там сон, когда каждая нервинка как натянутая струна.    Все ли продумал, все ли сделал перед боем?
По рассвету проверил маскировку позиций. Остался довольным: расчеты все успели. Хотел собрать артиллеристов повзводно и поблагодарить, да немцы не дали: небо вдруг точно раскололось громовым раскатом, взлетели осветительные ракеты, начался кромешный ад: кругом гремело, ухало, всюду жужжало, взвизгивало, шипело, посвистывало...
Атака. Атака. Атака... На траншеи мотопехоты и позиции батареи ринулись более десятка «тигров» и «пантер». Кому довелось встречаться с этим гитлеровским зверинцем, тот помнит, насколько грозным было то оружие. Но стойко и зло отбивались мотопехотинцы Чурилова и артиллеристы Зикеева.
В первый день на плацдарме батарея капитана, взаимодействуя с подразделениями 17-й мехбригады, отразила четыре вражеские атаки, из них — две танковые.
На второй день натиск фашистов возобновился с но¬вой силой. На этот раз огонь артиллерии и минометов враг сосредоточил по батарее, чтобы открыть путь своим танкам и ликвидировать плацдарм. Свист и грохот, надсадный визг осколков металла и камня, комья мерзлой земли, — столько пыли и дыма, что першило в горле. Висели тугие волны спрессованного взрывами морозного воздуха.
Плацдарм — «пятачок» стал похожим на раскаленный вулкан. Тут и у самого бесстрашного сердце замрет. Однако смело, геройски, под стать своему комбату действовали взводные командиры Туйкин и Матецкий, командир расчета старший сержант Титов, наводчики младший сержант Евгений Михайлов и ефрейтор Ляхов, санинструктор старший сержант Лютиков, солдаты Сафонов, Рахман, Шерстобаев... всех теперь уже и не назвать генералу Зикееву: не все удержались в памяти.
Из них самым геройским был комсорг батареи Михайлов. После боя коммунист Зикеев, рекомендовавший его в члены партии, на собрании говорил:
- Когда тяжело ранило Куштанова, комвзвода Матецкий приказал Михайлову командовать расчетом. Я находился в окопе, невдалеке, хорошо видел, как болванки с леденящим душу визгом втыкались в землю рядом с его орудием. Потом близкий взрыв — и половина расчета выведена из строя, наводчик убит. Тогда снова к панораме встал Евгений Михайлов. Первым же снарядом остановлен «тигр»... Еще несколько выстрелов — и завертелась на месте «пантера», как злая оса, когда ей оторвут крыло...
Михайлова в партию приняли единогласно. Но вернемея к бою.
...Капитан Зикеев энергично распоряжался, и противотанковый огонь батареи усилился. Немцы, казалось, приостановили лобовые атаки, но их артиллерийский и минометный обстрел прибавил в темпе. И он принес немало тревог батарейцам.
Не сразу понял Зикеев, что произошло. Вдруг словно провалился куда-то в темноту. Затем услышал голос  его ординарца Николая Сафонова:
—  ...О дерево вас шарахнуло... взрывом, товарищ капитан, на дерево швырнуло...
В ушах — глухой перезвон, затылок будто раздваивается от тяжести. Тошнит.   Трудно дышать.   Допадался - контузия. И вновь голос ординарца:
—  Товарищ комбат!.. А товарищ комбат! Очнитесь… Фашисты окружают четвертое орудие!
Откуда взялись силы. Сразу же подумал о том, что нельзя допустить, чтоб новая секретная 100-миллиметровая пушка попала врагу. Решение принял мгновенно.
—  Сафонов! Бегом ко мне всех связистов, шоферов, вычислителей... Гранат побольше... Пулей   лети,   Николай...
Впереди этой небольшой группы он бросился на выручку четвертому расчету. Третий уже выведен был из строя, и оказать помощь не мог.
Атака артиллеристов была неожиданной, яростной, драться врукопашную не пришлось (штыков не было), стреляли в упор. Не выдержали гитлеровцы, отошли на исходный рубеж, оставив около шестидесяти трупов на позиции четвертого орудия. Расчет его погиб почти весь. Пушка же врагу не досталась.
Но не оставили немцы своих намерений. Еще шесть атак предприняли они за день, и шесть раз их отбрасывали назад. Решительные действия артиллеристов помогли 17-й мехбригаде удержать плацдарм с небольшими потерями.
Седьмая атака была предпринята ночью. И вновь отличились зикеевцы. Как всегда, рядом они видели высокую фигуру комбата, он уверенно командовал своей батареей. Шапка-ушанка его сбилась на затылок. На лице решимость. Светлые глаза горели боевым азартом.
Не уцелели в боях многие. Но оставшиеся живыми вместе с ним продолжали неудержимо идти вперед, на врага.
И сколько бы ни прошло лет, они, его пушкари, не забудутся генералу. Никуда не денутся впечатления трех дней на «пятачке» у Кебена, что на западном берегу Одера.
...Когда на четвертые сутки все стихло, парторг Лютиков, бывалый солдат и потомственный сибиряк, толкнул локтем комсорга Михайлова:
— Женя, смотри..., — и указал взглядом на командира батареи, устало присевшего на пустые ящики из-под снарядов. Он покуривал свою неизменную трубку. — Что скажешь? — И не ожидая ответа, заключил: — Геройский наш капитан. По всему видно,..
Но никто не мог увидеть тогда, что за те трое суток на его висках появились первые сединки. И было от чего.
Официальный документ свидетельствует: «За мужество и героизм, проявленные в боях при захвате и расширении плацдарма на Одере, многие офицеры, сержанты и солдаты были награждены орденами и медалями, а наиболее отличившимся из них присвоено звание Героя Советского Союза. Этого высокого звания в числе других удостоены командир 4-й противотанковой батареи 504-го пушечного полка капитан Виктор Сергеевич Зикеев и наводчик этой же батареи младший сержант Евгений Иванович Михайлов».
Через несколько дней зикеевцы снова были в боях. Их противотанковые пушки разили вражьи танки под Оппельном, Зорау, Бреславлем и Бранденбургом. А 21 апреля вспомнил Виктор отца и пальнул по Берлину.
Потом была Победа, и был парад на Красной площади, где перед Мавзолеем великого основателя Коммунистической партии и Советского государства торжественным маршем прошли овеянные боевой славой сводные полки фронтов, флотов и Московского гарнизона.
Правофланговым в первой шеренге сводной колонны Украинского фронта печатал шаг гвардии капитан В.С. Зикеев, на его груди выше семи орденов и медалей сверкала Золотая Звезда Героя.
Доблестные сыны Отечества — солдаты, сержанты, офицеры, генералы, маршалы —гордо, стройными рядами прошли под боевыми знаменами, только что вынесенными из огня сражений. С трибуны Мавзолея В.И. Ленина героев Великой Отечественной войны приветствовали руководители партии и правительства. В завершение торжественного марша воины-победители под барабанный бой бросили к подножию Мавзолея двести захваченных в боях знамен разгромленной немецко-фашистской армии. Этот символический акт навеки закрепил в памяти народов великую, всемирно-историческую победу Советского Союза над фашистской Германией.
О чем думал в те минуты гвардии капитан? О встрече с командующим он мог вспомнить.
Произошла она неожиданно на главной площади Праги.
...Помощник начальника штаба полка ранним утром спешил по делам службы в 4-ю батарею. На регулировочном посту его остановили, предложив предъявить документы. В ту же минуту подъехала машина, в ней Зикеев увидел... самого Лелюшенко.                                     
Выскочив из своего «Оппеля», капитан поторопился ему доложить, но генерал прервал его:
—  А-а, вот ты каким оказался, гвардеец. В героях ходишь! — Не вылезая из машины, поздоровался за руку. — Поздравляю... Фамилию твою забыл, комбат.
—  Зикеев, товарищ командующий, — козырнул капитан.
—  Выходит, что я тогда на Одере ошибался, сказав, что из тебя героя не получится.
Покраснел Зикеев, вспомнив, как он испугался немецкой мины на глазах у самого командующего. Смолчал, испытывая неловкость.
Понимая его состояние, Лелюшенко улыбнулся:
—  Надеюсь, после того некрасивого случая не кланяешься вражеским минам?
—  Так точно. Не кланяюсь, товарищ командующий.
—  Верю. Ну, поздравляю, герой.
—  Служу Советскому Союзу! — капитан крепко сжал теплую руку командующего. На его груди сияли две Золотые Звезды.
Могла прийти на память Зикееву эта встреча. Возможно, думал он во время парада Победы и о приказе Верховного Главнокомандующего. Он помнил его наизусть:
«В ознаменование Победы над Германией в Великой Отечественной войне назначаю 24 июня 1945 года в Москве на Красной площади парад войск Действующей армии, Военно-Морского Флота и Московского гарнизона — Парад Победы.
...Парад Победы принять моему заместителю Маршалу Советского Союза Жукову.
Командовать парадом Победы Маршалу Советского Союза Рокоссовскому.
Верховный Главнокомандующий
Маршал Советского Союза — И. Сталин.
г. Москва,
22 июня 1945 г. № 370».
Двадцать второе июня... Что это — совпадение? Верховный издал этот приказ именно 22 июня.
...В тот день был мир. Он входил в июньское утро сорок первого года привычно спокойным, никому не желая зла и тревог. Советские люди начинали свой обычный воскресный день — самый длинный в году по календарю. И самым горьким ставший...
Мысли молодого Зикеева в строю участников парада были и о том, что никогда не победят того народа, в котором рабочие и крестьяне в большинстве своем узнали, почувствовали и увидели, что они отстаивают свою, Советскую власть — власть трудящихся, что отстаивают то дело, победа которого им и их детям обеспечит возможность пользоваться всеми благами культуры, всеми созданиями человеческого труда.
Кто теперь скажет, о чем еще думал участник парада...
Ушли в историю более тридцати лет. Много ли? Мало ли? И много и мало. Достаточно для того, чтобы поседели виски у генерала, чтобы в локоны волос его жены Марии Владимировны жизнь тоже вплела белые нити, а время подрисовало мелкую сетку морщинок под глазами. А кажется ему будто совсем недавно она окончила Пензенское минометное училище и на войне командовала минометной батареей. Затем работала в штабе части. Боевые заслуги ее отмечены орденом Красной Звезды и четырьмя медалями.
Тридцати минувших лет слишком мало для того, чтобы иметь право забыть уроки прошлого. Тем более, что в послевоенном мире неспокойно. Вот почему генерал-майор артиллерии Виктор Сергеевич Зикеев, начальник Пензенского высшего артиллерийского инженерного ордена Красной Звезды училища имени Главного Маршала артиллерии Н. Н. Воронова, рассказывая своим воспитанникам о боях, говорит:
—  В них нет ровных дорог и легких побед. Всякая война, и прошлая, и будущая, если ее развяжут враги — империалисты, требует от защитника Родины предельного напряжения моральных и физических сил.
Когда заходит разговор о героизме и подвигах, он советует не рассчитывать на подвиг и славу, важно — добросовестно исполнять свой воинский долг и обязанности. Подчеркивает, что нельзя к подвигу готовиться лишь мысленно, в бою человеку нужна колоссальная физическая и психологическая готовность, способность к любым тяжелым испытаниям. Все это должно возвыситься в степень привычки.                                                           
—  Мы обязаны надёжно защищать все, что завоевано нашим народом. Есть восточная поговорка: драчливому быку отпиливают рога, кусачую собаку держат на цепи. Если бы в мире существовал такой обычай, легко бы жилось. Пока его нет, приказано нам оберегать мир, покой и труд людей. По-иному сказать, высокая боеготовность, постоянная бдительность и сознательная дисциплина — вот наша задача. Верно служить Отечеству — наш священный долг.                                                       
В.С. Зикеев не стал крылатым летчиком, зато не потерял окрыленности военного человека. Его трудно представить невоенным.
За годы Великой Отечественной войны тысяча восемьсот советских артиллеристов удостоены звания Героя Советского Союза, сорок из них — пензенцы. Их Золотые Звезды, как искры в пламени, рождались в огне сражений.
В народе говорят: звезды не нуждаются в том, чтобы их превозносить до небес. Потому я лишь коротко рассказал о Викторе Сергеевиче Зикееве, человеке большой души, депутате, члене Пензенского обкома партии, верном сыне Коммунистической партии Советского Союза.